Московские каникулы
Шрифт:
Н е м ч и н о в а. Снова целое кило?
Галя молчит.
(Елене Глебовне.) Вы знакомы?
Е л е н а Г л е б о в н а. И знакомы, и уже виделись сегодня.
Н е м ч и н о в а. Тогда, Галинка, помоги решить наш спор. Я утверждаю, что Виктор Межов… Ну, в общем, хороший человек. А Елена Глебовна считает это пока преувеличением. Кто из нас, по-твоему, ближе к истине — скромная мать
Г а л я (не сразу). Виктор — в переводе победитель… Межову все удается, что б он ни задумал.
Н е м ч и н о в а. Это хорошо или плохо?
Г а л я. Когда все-все удается? Не знаю. А вы как думаете?
Н е м ч и н о в а. Я сама не очень люблю везунчиков. Но Виктор ведь трудом всего добивается.
Г а л я. Я не только про учебу говорю…
Е л е н а Г л е б о в н а. Ты сегодня уже второй раз как-то многозначительно и малопонятно о нем высказываешься… Может, объяснишь?
Г а л я. Не обращайте на меня внимания… (Немчиновой.) Я пойду?
Н е м ч и н о в а. Ты ж еще все новости должна рассказать!
Г а л я (испуганно). Какие новости?
Е л е н а Г л е б о в н а. Пойду я. Мне в магазин надо. (Немчиновой.) Выписывайтесь поскорей.
Н е м ч и н о в а. До свиданья, Елена Глебовна.
Елена Глебовна уходит.
Г а л я. Вас когда выписывают?
Н е м ч и н о в а. Завтра.
Г а л я. И вы сразу — в школу?
Н е м ч и н о в а. Доктор Саркисян не велит. Но если не выдашь…
Г а л я. Не выдам.
Н е м ч и н о в а (шепотом). Сразу в школу! (Помолчав.) Ты не рада? Не успели отдохнуть от меня?
Г а л я (не отвечая). Я вас спросить хочу… Вы могли бы человека уважать… Он совершил поступок… ну, за который вы его презирать должны… А вы ему всё оправдания ищете…
Н е м ч и н о в а. Вопрос сложный. Если не знать, к кому он относится…
Г а л я (быстро). Нет, я вообще спрашиваю!
Н е м ч и н о в а. Если «вообще»… На такие вопросы каждый сам себе отвечает. (На книгу, которую Галя держит в руке.) Книжка тоже мне?
Г а л я. Нет, сдавать несу.
Н е м ч и н о в а (берет книгу). «Жизнь замечательных людей. Эварист Галуа». Виктор и тебя своим преклонением заразил?
Г а л я. Трудная у него была жизнь, у этого Галуа… Не то что у нынешних ученых…
Н е м ч и н о в а (внезапно). Нет, ты мне решительно не нравишься сегодня!
Г а л я (испуганно). Почему?
Н
Г а л я. Знобит что-то…
Н е м ч и н о в а. Ты малярией не болела?
Г а л я. Болела. Когда папа на южной границе служил. Только меня тогда сразу вылечили!
Н е м ч и н о в а. Придешь домой — выпей горячего молока, укройся потеплей и постарайся выспаться хорошенько. Авось это простое недомогание.
Г а л я (машинально). Авось простое…
Н е м ч и н о в а (листая книгу). А у настоящего ученого жизнь непременно трудная. Он ведь всегда один на один с неведомым. (Находит сложенную газету.) Это «Комсомольская смена»? Сегодняшняя?
Г а л я. Что вы! Старая совсем! (Торопливо отнимает книгу и газету.)
Н е м ч и н о в а (с удивлением). Галя, что с тобой?!
Г а л я. Извините меня… Прощайте! (Внезапно целует Немчинову в щеку и убегает.)
На крыльце появляется О л ь г а В а с и л ь е в н а.
О л ь г а В а с и л ь е в н а. Что это она в галоп сорвалась?
Н е м ч и н о в а. Не знаю… Не случилось ли чего…
О л ь г а В а с и л ь е в н а. В этом возрасте всегда что-нибудь случается. По себе помню.
Н е м ч и н о в а. Боюсь, температура у нее.
О л ь г а В а с и л ь е в н а. От возраста ее время вылечит, для температуры — медицина имеется…
Н е м ч и н о в а. Одна она сейчас осталась.
О л ь г а В а с и л ь е в н а. Вот это уже худо. (Подумав.) Вы мне ее адресок дайте, после работы ненароком зайду. А то ежели возраст, да температура, да одиночество разом — тут и до беды недалеко…
З а т е м н е н и е.
Улица. Вечер. Идут Р и т а и В и к т о р.
В и к т о р. Не понимаю, чего тебе приспичило к ней идти? Воробьева это поймет как попытку помириться.
Р и т а. Маленькие мы, чтоб ссориться да мириться? Тут все куда серьезней… И если Галя действительно это письмо написала…
В и к т о р. Ты сомневаешься? Она же сама призналась!
Р и т а. Не просто призналась, с вызовом каким-то… А когда ты ей велел из класса уходить… У нее даже лицо переменилось. Ты извини, но это было… чересчур жестоко…
В и к т о р. А не жестоко Стаса на газетную страницу выволакивать? Перед всей Москвой? Нет, я окончательно убедился — у Воробьевой неистребимая страсть к разоблачениям. От таких надо подальше.