Московские каникулы
Шрифт:
М а р и я П е т р о в н а. Нечего ему по канцеляриям штаны протирать.
Н и н а. Я это самое и говорю. Лидка Локтева вернулась из Новосибирска — и сразу на курсы трактористов. А теперь Валька ваш у нее прицепщиком работает. У девки в обозе! Смех!
М а р и я П е т р о в н а. Разве он плохо работает?
Н и н а (Елене). А почему он этим летом экзаменов не держал? Неужели не проскочил бы в институт какой-нибудь?
Е л е н а. «Какой-нибудь» ему не годится.
Н и н а. Ну ладно, чего делать, хозяюшка? (Критическим
Е л е н а. Угадали.
Н и н а. Передники в шкафу? Не беспокойтесь, сама найду. (Уходит в дом.)
В калитке показывается К л е м а н и тотчас скрывается.
М а р и я П е т р о в н а. Ага, и воздыхатель твой явился… Меня испугался. Всем бы он хорош, будь посмелей только.
Е л е н а. В свахи записалась?
М а р и я П е т р о в н а. А что, возраст подходящий… (Помолчав.) Вот тебя я, признаться, не пойму. Неужто зарок дала вдовой умереть?
Е л е н а. Не нужно об этом, Маша…
М а р и я П е т р о в н а. Не у одной тебя война мужа отняла. Ведь сколько лет прошло!
Е л е н а. Не войну виню — себя… Я еще прежде войны его потеряла.
М а р и я П е т р о в н а. Ты — попроще.
Е л е н а. Поссорились мы. Показалось — не по тому он счету живет, в стороне хочет остаться.
М а р и я П е т р о в н а. Только-то?
Е л е н а. Обидела, трусом назвала… Тогда война с белофиннами шла… Он и ушел добровольцем.
М а р и я П е т р о в н а. О том, что сын будет, — знал?
Е л е н а. Сама тогда еще не знала… Валька меня спас. Ради него жила.
М а р и я П е т р о в н а. Трехлетним бросила, на фронт подалась!
Е л е н а. Не бросила — тебе доверила. Он меня и на войне уберег — к нему вернулась.
М а р и я П е т р о в н а. Ну, вырастила парня. Да не постарела, вот беда!
Е л е н а. Бабий век — сорок лет. Самая малость осталась.
М а р и я П е т р о в н а. Отшучивайся… Спохватишься, когда поздно будет.
В калитке снова нерешительно показывается К л е м а н.
Пойду к Нине, а то Клеман до утра за калиткой простоит… (Уходит в дом.)
Во двор входит В л а д и м и р А р т у р о в и ч К л е м а н. Ему за сорок, некрасив и сутул. По когда он снимает очки, то поражают его глаза — доверчивые и лучистые. В руках у Клемана букет осенних цветов и большой альбом.
К л е м а н. Боюсь, я пришел слишком рано…
Е л е н а (сухо). Вам не этого следует бояться.
К л е м а н (робко). А чего же?
Е л е н а. Что рассержусь на вас за букет. Ведь он — мне?
К л е м а н. Нет! То есть да… (Поспешно.) А Валечке вот альбом с репродукциями! Рубенс, Ван-Дейк — его добрые знакомые. Вы не думайте, у меня почти все дубли остались! Вы
Е л е н а (рассмеявшись). Надо бы, а вот не умею… Давайте же букет, вы его совсем истеребите.
К л е м а н (с облегчением). Ну вот, поздравляю и все такое… (Отдает альбом и букет.) А Валя еще в поле? Имейте в виду, у него миндалины до сих пор рыхлые.
Е л е н а. Вам бы дюжину своих ребят… Чтоб домашние пациенты были…
К л е м а н. Вот и выходите за меня замуж, а?
Е л е н а (мягко). Поздно, Владимир Артурович, не успеть нам дюжину народить… Вам нужна жена молодая, веселая… Словом, не такая, как я…
К л е м а н (с трудом). Ну, сморозил глупость… Забудьте.
Е л е н а. Мне очень дорого ваше доброе отношение… Ведь мы с вами друзья, правда?
К л е м а н. Доведется когда-нибудь — докажу. А говорить об этом не умею…
Е л е н а. И доказывать нечего. (Помолчав.) Помните, как нас в сорок первом сюда привезли? Ни совхоза нашего, ни больницы этой… Поле, поле без края и сугробы по пояс. Без вас не выходила бы я тогда Вальку. А сегодня ему — восемнадцать…
Со стороны больничного двора входят З о л ь н ы й и Г а й д а м а к а. В Зольном все дышит благополучием и организованностью — и добротный серый костюм, и свежевыбритое округлое лицо, и слегка напомаженный пробор в поредевших, но отнюдь не седых волосах. Гайдамака же, несмотря на сильную проседь, не по годам вихраст и угловат. Одет он весьма нескладно — гуцульская рубашка, старые галифе, заправленные в брезентовые сапоги, на голове настоящий украинский брыль — широкополая соломенная шляпа. Но с украинским акцептом он говорит лишь тогда, когда сам этого хочет.
Г а й д а м а к а (продолжая ранее начатый спор). Да поймите вы, штатный человек, не можем мы в уборочную своим фельдшерским пунктом обойтись! Ко мне в совхоз одних студентов триста человек приехало!
З о л ь н ы й (спокойно). А ко мне в больницу — увы! — ни одного нового врача!
Г а й д а м а к а. И с теми, что есть, можно обернуться при желании. Привет, Елена Михайловна. Вот рассудите-ка меня с вашим начальством.
Е л е н а. Лучше оставим разногласия на понедельник.
Г а й д а м а к а. Здоровеньки булы, Владимир Артурович. Вы, как всегда, в тени, вас не сразу и заметишь. (Зольному.) Вот, между прочим, товарищ Клеман хоть и детский врач, а находит время бывать на полевых станах.
К л е м а н (извиняющимся тоном). Там старшеклассники работают, я их навещаю изредка…
З о л ь н ы й. И совершенно напрасно. Старшеклассники обслуживаются участковыми врачами, а не районным педиатром.
Г а й д а м а к а. Обслуживаются! Педиатром! Слова-то все какие… Да уразумейте же, Степан Игнатьич, хлеб, хлеб идет! Неужели в этих словах вы никакой музыки не слышите?