Московские слова, словечки и крылатые выражения
Шрифт:
Но не только постоянный колокольный звон был отличительной чертой этого московского района. А. П. Милюков отмечает еще одну его особенность: «Наша сторона была для всей Москвы источником самых эксцентрических сплетен и вымыслов. У колокольных заводчиков испокон века установилось поверье, что для удачной отливки большого колокола необходимо пустить в народ какую-нибудь нарочно придуманную сказку, и чем быстрее и дальше она разойдется, тем звучнее и сладкогласнее будет отливаемый в это время колокол. От этого-то и сложилась известная поговорка „колокола льют“,
В обычае распускать слухи и выдумки, когда льют колокол, видны отзвуки старинных верований человека, у которого в числе защитных мер от злых сил была и такая, как отвлечение внимания этих сил от себя и своих дел, обман. Распускаемый слух как раз и имел целью отвлечь внимание недоброжелателей от колокола и занять его чем-то другим. Хозяева колокольных заводов очень верили в силу подобных действий. Н. И. Оловянишников (а нужно иметь в виду, что Оловянишниковы имели колокольный завод) сообщает, что «остроумные изобретатели таких слухов получали хороший гонорар за свои сочинения». Если колокол получался удачный, то следовало опровержение слуха: мол, это на таком-то заводе колокол слили, очень звонкий получился. Если же была неудача, в выдумке не признавались, и тогда слух, как пишет Н. И. Оловянишников, «переходил в легенду».
Некоторые колокольные выдумки сохранились в воспоминаниях современников.
Иные из них были весьма примитивны. Например, бродила из дома в дом какая-нибудь странница и всюду сообщала:
— Появился человек с рогами и мохнатый, рога, как у черта. Есть не просит, а в люди показывается по ночам; моя кума сама видела. И хвост торчит из-под галстука. По этому-то его и признали, а то никому бы невдогад.
Иногда же придумывали историю позаковыристей. Вот, например, один из «колокольных» рассказов.
В одной церкви, на Покровке, венчал священник жениха с невестой, но, как повел их вокруг аналоя, брачные венцы сорвались у них с голов, вылетели из окон церковного купола и опустились на наружные кресты, утвержденные на главах церкви и колокольни.
Оказалось, что жених и невеста — родные брат и сестра. Они росли и воспитывались в разных местах, никогда не видали друг друга, случайно встретились, приняли родственное влечение друг к другу за любовь; беззаконный брак готов был уже совершиться, но Провидение остановило его таким чудесным образом.
Люди со всей Москвы съезжались на Покровку. Действительно, купола церкви Воскресения в Барашах, сооруженной в 1734 году, украшены золочеными венцами. Смотрели, удивлялись, ахали, и как-то в голову не приходило, что эти венцы украшают церковь уже почти сто лет, а размеры их так велики, что самые рослые новобрачные могли бы спокойно разместиться в этом венце, как в беседке. (Позже в Москве долгое время держалась легенда, что венцы на церкви Воскресения поставлены
А однажды вся Москва только и говорила о происшествии, случившемся накануне Николина дня (Никола зимний, 19 декабря). В тот день у генерал-губернатора был бал, и вдруг, в самый разгар танцев, ударил колокол на Иване Великом, и в тот же момент в зале погасли люстры и канделябры, лопнули струны на музыкальных инструментах, выпали стекла из окон, и леденящим холодом повеяло на танцующих. Испуганные гости бросились к дверям, но двери с грохотом захлопнулись, и никакая сила не могла их открыть. Наутро в бальной зале были найдены трупы замерзших и раздавленных, погиб и сам хозяин дома — генерал-губернатор.
Московские газеты объявили, что это — нелепая сказка, что никакого бала в генерал-губернаторском доме не было, что генерал-губернатор жив-здоров. Но тем не менее слухи о замерзших еще долго ходили по городу.
Московская полиция, расследуя слухи, иногда добиралась до их источника. Заводчикам, как вспоминает А. П. Милюков, «делали строгие внушения и даже отбирали у них подписки, чтобы они вперед при отливке колоколов не распускали вздорных и в особенности неблаговидных слухов, которые волнуют жителей и нарушают спокойствие города». Но заводчики, и дав подписку, все же продолжали придумывать все новые и новые нелепости.
Во второй половине XIX века «в связи, — как полагает Н. И. Оловянишников, — с увеличившимся распространением чтения газет» обычай распространять слухи при литье колокола пропал, но об одном из последних, а может быть даже последнем, он рассказал в книге «История колоколов и колокололитейное искусство».
В 1878 году лили самый большой колокол для храма Христа Спасителя, и на очередном заседании Комиссии по постройке храма ее председатель московский генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков пошутил:
«— Надо бы, по древнему московскому обычаю, чтобы колокол звончее был, пустить какой-нибудь слух…
Все рассмеялись, а член Комиссии, известный в Москве П. Н. Зубов, подошел к председателю и шепнул ему что-то на ухо.
Князь Долгоруков взглянул на сидевшего против себя члена же Комиссии, необъятно толстого и громадного барона Б. и неудержимо расхохотался.
— Что, что такое, ваше сиятельство? — заинтересовались все, но В.А. молчал.
— Что случилось? Что?
— Секрет… Большой секрет… Вот когда колокол будет хорош — тогда скажу…
А потом, по секрету, каждому члену Комиссии, конечно, кроме барона Б., князь Долгоруков и Зубов рассказали слух, который был настолько „подходящ“, что облетел всю Москву шепотом в гостиных и гремел в клубах и трактирах.
Только один барон Б. недоумевал, когда при всяком его появлении все „помирали со смеху“.
А Зубов сказал В. А. Долгорукову следующее: „Пустим слух, что барон Б. „в таком положении“…“
По месту пришлась эту шутка и облетела Москву. Колокол, весивший 1400 пудов, как известно, оказался очень хорошим».