Московские страсти

Ермолов Сергей

Она расстегивает две пуговицы моей рубашки, слегка раздвинув полы, затем нагибается, чтобы поцеловать мне сосок. От нее исходит сильный запах духов.

– Да. Ты этого еще хочешь?

– Да, хочу.
– В том, как она вдруг замирает, что то для меня непонятное.

– Почему ты так на меня смотришь?

А потом:

– Что ты пытаешься для себя выяснить? Ты должен был мне сказать, что это имеет для тебя значение.

Я говорю:

– Тогда я говорю тебе сейчас, что это имеет для меня значение. Ты смотришь на меня так, как будто раньше никогда

не видела.

– Попробуй останови меня.

Я обнимаю Наташу за талию, прижимаю к себе, и она кладет руки мне на грудь. Мои губы нежно приоткрывают ей рот. Она дышит чуть быстрее. Одна моя рука двигается у нее по спине, перебирая тонкие косточки и прижимая ее все крепче.

– Тебе так не нравится?
– спрашиваю я, обнимая ее дрожащее тело.

– Да нет. Нравится, - отрывисто говорит в ответ.

Я не понимаю почему, но эта мысль меня беспокоит, но я решаю не оправдываться.

– Люблю тебя.

– А я люблю еще больше, - отвечает она.

Лишь бы не молчать. Так мы сопротивляемся хаосу.

Она выключает свет и раздевается. Ее руки ласкают и обнимают меня, губы шепчут на ухо нежные слова. Она уступает мне, как порывистому мальчишке. Ведь я мужчина, то есть Эго в чистом виде, покрытое тонкой оболочкой из кожи. Мы созданы друг для друга. Я это знаю. Она - нет. Она не умеет любить меня. Пока. Эта женщина слишком хрупкая. Она меня пугает.

Мы целуемся, лежа в постели. Она ласкает мои волосы, лицо. Я ласкаю ее. Я ощущаю ее дрожащее тело. Я лежу с закрытыми глазами, шепча какие-то слова.

– Как ты все время догадываешься, о чем я думаю?
– удивляется она.

– Я не догадываюсь. Я знаю.

Я ничего не объясняю. В большинстве случаев я - человек открытый, но имею право на маленькую тайну. Чувствую себя счастливым и усталым. Такова любовь. Ее губы ласкают мне шею. Мне нравятся эти легкие, дразнящие прикосновения.

– Тебе понравилось?
– спрашивает она шепотом.

– Да, - выдыхаю я в ответ.

– Тебе правда понравилось?

– Да.

Мы долго лежим, молчим. Она нежно поглаживает мою руку. На улице под окнами грохочут грузовики. Я чувствую, как это нежное поглаживание руки снимает мое напряжение.

Наташа задумчиво смотрит на меня. Ее губы растягиваются в улыбку, которую она позволяет себе. Подыграл я ей или нет? Вряд ли.

На секунду в ее взгляде мелькает что-то необычное. Как будто в глубине ее души приоткрывается какая-то дверь.

Я улыбаюсь. Мне хорошо и свободно. Давно уже я не чувствовал себя так приятно и расслабленно.

Наташа уснула. Я лежу и смотрю на нее, боюсь пошевелиться, чтобы ее не разбудить. Потому что кровать уж очень узкая.

8

Стоит жара, которая только усиливается, становясь все противнее. Небо меняет цвет с голубого на смесь желтого и серого. Горячий густой воздух словно высасывает силы и энергию из всего живого.

Спасибо тебе, работа, за стресс, он меня бодрит.

Сиди и терпи, за это тебе и платят. А то, что недополучаешь, отними. Не хватает сосредоточенности.

Я закрываю глаза, сосредоточиваюсь и думаю.

Очень длинный день. Но не могу избавиться от мысли, что у меня остаётся всё меньше и меньше времени. Продолжаю работать – робот с водоворотом эмоций внутри.

Я не пользуюсь популярностью, но не думаю, что непопулярен. Не считаю, что кто-то обращает на меня много внимания. Я не занимаю ничьих мыслей, никто не высказывает обо мне своего мнения, или, по крайней мере, я так думаю. Обитаем в реальности. Без розовых очков.

Так что чем больше работы, тем лучше: работа позволяет не задумываться. Закрываю глаза, чтобы не видеть вокруг. Все хорошо, все в порядке. Попытки взбодрить себя, выдать желаемое за действительное с каждой секундой становятся все более тщетными. Что-то явно идет не так. Закрыв глаза, я попытаюсь расслабиться. Я не уверен до конца. Мое сердце колотится, руки дрожат. Я ощущаю себя так, словно залпом выпил подряд несколько чашек крепкого кофе.

Что бы я сейчас ни предпринял, все будет тщетно. Мысль эта мучительна. Обычно день невыносимо тянется после полудня. Я не эгоист. Я тот, кто я есть. Злой и обиженный тем, что жизнь так часто подбрасывает мне разочарования.

Все пройдет, должно пройти.

В течении следующих нескольких минут я смог быть сдержанным, холодным и профессиональным. Во мне говорит отчаяние. Оно подрывает во мне решимость, отравляет радость, убивает веру. С кем я имею дело на работе? День за днем передо мной проходит вялая процессия лицемеров, занимающихся самообманом. Это должно было бы меня беспокоить. Однако не беспокоило. Я становлюсь сложным. Или излишне простым?

Гордиться тут нечем, но так было всегда. Я не задерживаюсь на этой мысли. Она лишь скользит по самому краешку моего сознания. Этот город выжимает людей как лимоны, ломает, держит в постоянном мучительном ожидании того, что при малейшей оплошности уничтожит. Может, остальные понимали это с самого начала своей жизни. А я догадался только что. Я вдруг понимаю, что не обязан терпеть. Осознаю, что у меня есть выбор.

Никто не хочет слышать, как ты действительно себя чувствуешь. Они хотят услышать, как ты должен себя чувствовать.

«Все гораздо сложнее». Это мнение Артура, выражавшееся в одной фразе. Для меня же наоборот, все стало проще. Суетность – это порок. Суетность вынуждает обращать внимание не на суть человека, а на впечатление, которое он производит. Все вокруг – фальшь. Чему я здесь научился? Что привыкнуть можно ко всему. Признаю этот факт. Признаю с гордостью.

Кто-то плывет поперек течения. Дело вовсе не в мужестве. Дело в усталости. Настоящая усталость породила больше героев, чем мужество. Я не хочу быть героем. Просто очень устал быть, как все. Это тяжелый труд. Многие не замечают этого. Понимать это страшно. Не понимать – глупо.