Московские страсти

Ермолов Сергей

– Наташа, я очень тебя люблю, - я не знал, почему это говорю. Просто чувствовал, что надо сказать ей это.

– Не пытайся измениться. Какой-нибудь женщине ты сможешь понравиться и таким, какой ты есть.

– Я никогда не ношу масок, за которые удобно прятаться.

– Ты все еще хочешь что-то доказать самому себе.

Она не сказала ничего, против чего я мог бы возразить. Боялся стать чужим для нее. Невозможно убедить женщину, которой безразличен. Наташа относилась ко мне не так, как мне хотелось. Очень долго старался не думать

об этом. Но невозможно не замечать равнодушие любимой женщины.

Я избавлялся от сомнений в любви. Нужно уметь отказываться от всего лишнего в себе. Что я хотел? Как плохо я знаю себя.

– Не понимаю, как можно быть такой жестокой, - мне нравилось обвинять женщину, которую я любил.

Лицо Наташи после моих слов передернулось, как от удара. Мне стало стыдно, что я произнес такие злые и к тому же неискренние слова.

– Пожалуй, я была права, что раньше отгоняла от себя мальчишек.

– Я не хочу с тобой спорить, - мне было необходимо спорить с ней.

 - Если стараешься причинить кому-нибудь боль, то незачем выбирать для этого более удобное время. Пытаясь быть добрым, обычно причиняешь еще большую боль, - желания Наташи всегда были убедительнее ее мыслей. – Зачем я тебе это говорю?

Я подумал «мне это неизвестно».

Я не хотел радоваться тому, что печалило Наташу. Противоречить самому себе очень легко. Все вдруг изменилось. Стало еще хуже для меня, хотя я с самого начала не был хозяином положения. Любовь – главное препятствие между нами.

– Тебе очень хочется избавиться от меня, - я не знал, радоваться этому или огорчаться.

– Как ты догадался?

– Что-то не так?

– У твоей любви очень много условий. Зачем ты выдумываешь меня? – она спросила не для того, чтобы услышать правдивый ответ.

– У тебя такое лицо, как будто ты оправдываешься, - я мог согласиться с Наташей, но не соглашался с собой.

– А что же я делаю? – ее лицо стало растерянным, и мне это было приятно.

– Ты оставляешь меня одного?

– А тебе страшно оставаться наедине с самим собой?

– Значит, по-твоему, я так думаю?

– Откуда я знаю, как ты думаешь?

Своим видом она напоминала провинившегося ребенка. Смотрел на нее, и мне вдруг показалось, что я понял то, чего она мне не сказала и чего не скажет никогда. Мужчина может убедить в своей правоте только влюбленную в него женщину.

Как она смогла заставить меня страдать? И как смогла обмануть?

Мне хотелось закричать на нее, испугать. Говорить с женщиной бессмысленно.

Молча смотрел на нее. Я подозревал, что мы боимся одного и того же.

– Что ты все ходишь? – спросила Наташа. – Я уже устала смотреть. Постой на одном месте или сядь. Или уйди совсем.

– Прости.

– Мы говорим сейчас о нас обоих. Я не жду от продолжения наших отношений ничего, кроме разочарования. Думаю, мы понимаем друг друга. Интересно, и на что ты только рассчитывал.

Я слушал ее с каким-то интересом. Она

еще колебалась, но если уже начала, надо было добивать меня до конца. Наташе, наверно, казалось, что я вел себя странно. Да так оно и было. Я не сомневался только в одном. Чем дальше, тем больше мы отдаляемся друг от друга. И эта уверенность причиняла мне боль. Я не знал, что делать дальше. Не знал с самого начала.

Мне казалось, что я защищался. Только страдания могут научить любви.

– Не следует делать всего, о чем может попросить мужчина. Сказать «нет» не сложно. Необходимо говорить «нет» при первой возможности, - в чувствах женщины всегда много случайного и капризного.

– Я знал, что ты так скажешь.

– Успокойся.

– Я очень несчастен. И я нуждаюсь в тебе.

– Не унижайся. Вот посмотришь, пройдет неделя, и ты вдруг сам начнешь говорить себе: а может, она и в самом деле была права.

Сделал вид, что не слышал этого.

«Дурак», сказал я себе. «Ты что вообразил? Она такая же, как все».

Я не мог ошибиться. Просто не мог.

«Все оказалось совсем иным», думал я. «Совсем иным».

Пытался подыскать, что бы ответить Наташе, но в голову ничего не приходило. Мне совершенно нечего было ей сказать. Ни одна женщина не способна оценить мою любовь.

Вдруг увидел все так ясно, что сам удивился – почему я не мог ничего понять раньше?

Искренность делает меня уязвимым. Наташа старалась испортить все хорошее, что еще оставалось в наших отношениях. Она смеялась надо мной. Я не мог ответить ей тем же.

Привыкаю к новым ощущениям. Наташа изменила меня. Не сделала взрослым. Но изменить изменила.

23

Играет будильник. Продолжает играть.

Отключаю его и остаюсь лежать, окончательно проснувшись, беспомощно и безнадежно. Семь часов. Всю ночь под окнами со стороны набережной гоняли взад-вперед колонну из военных грузовиков и автобусов.

Я просыпаюсь совершенно разбитый. Если человек скучает, то потому, что скучна его жизнь. Если быть откровенным, то я ни о чем не жалею. Я похож на свою мать – живу стереотипами. Так быстрее.

Семь ноль пять. Встать и идти. Встаю. Одеваюсь и в кухню. Включаю чайник, тостер. И в ванную. Плеснуть в лицо, слить в унитазе.

Пока я наполняю кофе-машину и достаю фильтр, а потом чищу апельсин, меня накрывает странное ощущение. Словно я актер и выступаю в театральной постановке, в сцене на кухне, где мне надо приготовить кофе и почистить апельсин.

Особого аппетита у меня нет, но я достаю из холодильника остатки суши.

Повязываю галстук, приглаживаю волосы, выхожу.

Половина девятого утра; небо над Москвой голубое. Голый бетон выглядел совсем удручающе. Неподвижный воздух был пропитан гарью выхлопных газов.