Московский 222-2
Шрифт:
– Потому что это эМо-светофор, – просто объяснил я. – А потом будет зеленый? – с надеждой спросил Генри.
– С какой стати? – недоуменно ответил я вопросом на вопрос. – Потом будет фиолетовый, и лишь потом – зеленый.
– Фиолетовый???
– Да, как колокольчики в тумане.
– Ничего не понимаю! – возмутился Геннадий.
– Откуда ж тебе Гена это понимать, когда последние пять лет ты смотрел на мир из окна автомобиля, – спокойно сказал я. – Вот Машке и надоело.
– Глупости, вовсе не в этом дело, – буркнул он и на пару мгновений замолчал.
Не скажу, что являюсь большим специалистом
Правило 1 – классическое.
На зеленый идти можно.
Правило 2 – оригинальное.
Если у эМо-светофора горит фиолетовый сигнал, то дорогу переходят лишь эмо-пешеходы, а проезжают лишь эмо-водители. Остальные (обычные пешеходы и водители) стоят.
Правило 3 – нефильтрованное.
Никогда заранее не знаешь, когда изменится сигнал эМо-светофора. Можно ждать минуту, а можно и пять, никакой логики в этом нет, во всяком случае, мне она неизвестна.
Правило 4 – крепкое.
Если загорелся оранжевый, то идут самые смелые пешеходы: сигнал без предупреждения, в любую секунду, может опять измениться. А все эмо возвращаются обратно, если, конечно, они еще не спустились в подземный переход.
В это момент, внезапно, оранжевый сигнал изменил свой цвет. На фиолетовый.
Одним из самых редких даров, встречающихся в характерах окружающих нас людей, несомненно, является божественный дар терпения. Мы все, и особенно мужчины, очень нетерпеливы. Бешеный темп современной жизни не оставляет нам выбора. Если боишься опоздать, начинаешь бежать еще быстрее. «Ждать – удел слабых или глупцов», – так думаем мы, немедленно заявляя свои права сразу на все, что увидим вокруг. Увидев желанную цель, моментально бросаемся к ней, а получив то, что хотели, быстро остываем. Такие все мы, дети своего времени, и Генка не являлся исключением из этого правила. Он решительно шагнул на дорогу.
Всегда знал, что в душе он немного эмо. Я не эмо, но оставить друга в одиночестве не мог и пошел вслед за ним, внимательно смотря по сторонам. Перейдя дорогу, я обернулся и бросил взгляд на высокий сталинский дом. Мне казалось, что я слышу звуки аккордов. В этом доме много лет назад провел часть своего детства Виктор Цой. Потом я посмотрел вперед, через сквер в сторону улицы Алтайской. Оттуда тоже звучала музыка. Там, в доме №22 жил и впервые взял гитару в руки Борис Гребенщиков.
Мимо нас пронесся Porsche 944. Наверное, за рулем был эмо-водитель.
Глава 206
– Забавная ситуация, Андрюха, – сказал Генка, на ходу разглядывая свою кредитку. – Денег у нас вроде бы и нет, хотя в то же самое время они вроде бы и есть.
– Есть, чтобы поесть, – скаламбурил я.
– И хорошо поесть! – отозвался Геннадий, останавливаясь. – Предлагаю зайти вот в эту красную дверь. Я тут с китайцами обедал. Здесь у моей карточки пин-код не требуют. Можно заказывать все, что душа пожелает. Да
Генка невольно поежился. Футболка, надетая поверх пижамы, не очень подходит для прогулок по Петербургу ранней весной.
– Да, Гена, торопиться некуда, вдруг лето наступит и на улице потеплеет. Всего-то на 48 дней раньше срока.
Голодные, но не злые (удовлетворенность от победы над фотографами-конкурентами сделала нас на время довольными и покладистыми), мы внимательно изучали длинное меню ресторана латиноамериканской кухни.
Рестораны как женщины: их нельзя не любить. Удовольствие, получаемое от вкусно приготовленной еды, неспешно поглощаемой в уютном месте, вполне сравнимо с удовольствием от приятного общения с противоположным полом. И даже приближается, по оценкам знатоков, к удовольствиям от рыбалки, просмотра футбола и активному вождению автомобиля.
Не спеша откушав изысканный помидорный суп – гаспачо и превосходное жареное строганое мясо – фахитас (что взял Генка, я не запомнил, нечто очень эксцентричное), я спустился на первый этаж, где находились los servicios. Внутри было по-домашнему уютно: громко играла la musica, тихо журчала el agua, а на полках стояли старые потрепанные los libros. Сделав свои дела, я взял одну из книг и раскрыл наугад.
«Вдали сквозь утренний туман сверкали верхи позлащенных спицов Адмиралтейства и высокой колокольни Петропавловского собора, но солнце еще не показалось из-за частой сосновой рощи, и густая тень лежала на кровле двухэтажного дома старинной архитектуры, в котором помещался трактир, известный под названием «Руки», или «Средней рогатки». Все было тихо на большой Московской дороге…».
«Рославлев, или русские в 1812 году», некий Загоскин. Не слыхал о таком.
Притворив скрипнувшую la puerta с красноречивой табличкой, из узкого тесного холла, мимолетно улыбнувшись la camarera, я высунул голову через дверной проем на улицу, чтобы проверить реальность описания из книги. От центра Средней Рогатки, хорошо обозримой даже с этого расстояния высокой гранитной стелы на нынешней площади Победы, мы с Генкой начали свой путь, но сосновой рощи нигде не было и в помине, и даже золотые шпили отсюда не наблюдались. Не ездили телеги, не ремонтировали дороги, и не пахло конским навозом. «Прошло всего двести лет, а сколько всего поменялось», – подумал я меланхолично, провожая восторженным взглядом промелькнувший мимо Porsche 959, и в этом сумбурном настроении поднялся обратно на второй этаж.
Генка болтал, не переставая. За едой он вообще был охоч до разговора, и я, несмотря на то, что не носил респектабельный статус особенно близкого друга, знал о нем достаточно. Знал про мать, веселую, крупную и пыхтящую тетку, которая очень любила своего единственного сына и постоянно докучала своим вниманием. Несмотря на то, что Генка вырос, мать по-прежнему сохраняла огромное влияние на него. Знал про отца, чиновника средней руки из районной администрации, который три года назад пристроил своего отпрыска в фотоателье при Дворце бракосочетаний, да так удачно, что Геннадий, не утруждая себя ежедневной работой, практически не нуждался в деньгах. Подробно, в деталях, знал историю знакомства Генриха и Марии. Но об этом пока предпочитаю не распространяться. Сладкое – на десерт.