Московский апокалипсис
Шрифт:
– Я вижу, мошенники рассчитывают найти тут дураков… Никаких секретных распоряжений к нам не поступало.
Подпоручик мгновенно покрылся красными пятнами и заревел:
– Ах, ракальи! А я потом за вас отвечай? Бегом в строй, каторжные рожи!
– Но, подпоручик… – начал было объясняться Ельчанинов, но унтер крепко схватил его за ворот и потащил обратно в шеренгу.
Троица вернулась на место не солоно хлебавши. Штабс-капитан был ошарашен и подавлен.
– Как же так? Неужели распоряжение в суматохе затерялось?
– Скорее всего, его вообще не послали, –
– Бог мой, они же сорвут задание! Теперь до самого Нижнего я останусь клинским мещанином, подозреваемым в воровстве!
– Успокойтесь, Егор Ипполитович. Положение ваше не безнадёжное. Держитесь нас с Сашей, и очень скоро мы все будем на свободе. А пока взгляните-ка, что там творится. Чудны дела твои, Господи!
Действительно, возле начальника конвойной команды появился Лешак, и с ним ещё с десяток колодников. Из-под шапок у них выглядывали бритые на левой стороне головы. “Иван” стоял в уверенной позе и важно кивал головой, пока помощник смотрителя что-то объяснял подпоручику. Наконец, тот махнул рукой, и вся шайка спокойно вышла за оцепление.
– На промысел отправились, – с завистью сказал Саша-Батырь. – Эх, сукины дети, мне ничего не оставят!
– Москва большая, хватит и тебе, – успокоил налётчика Ахлестышев. – А сейчас сними-ка с нас железо. Только незаметно.
Батырь опустился на колени, легко оторвал цепи – свои и товарища – и бросил их в пыль.
– Теперь приготовились. Делай, как я. Дождёмся, когда вдоль дороги появятся первые дома. Возле них неизбежно столпятся зеваки. Смешаемся с ними. Главное не бежать, а идти спокойно.
Так и получилось. Длинная колонна медленно двинулась от Миюзской заставы к Садовой. Впереди на лошади ехал подпоручик. Пётр внимательно рассматривал конвоиров. Неподалёку шёл усатый солдат бывалой наружности и не сводил глаз с арестантов. Дальше парой шагали два тюремных надзирателя. А сзади, в хвосте, сбились в кучу несколько крестьянских парней с одним ружьём на всех. Эти больше глазели по сторонам, чем наблюдали за колодниками.
– Отстаём… – шепнул Ахлестышев. Он оперся на Сашу, стащил с ноги сапог и стал вытряхивать из него несуществующий камень. Арестанты обходили их группу стороной и шли дальше; вскоре троица оказалась в хвосте этапа.
Тем временем огороды кончились и по обеим сторонам Новой слободы потянулись обывательские дома. Редкие прохожие стояли на тротуаре и разглядывали необычное шествие. Поравнявшись с первым же переулком, Пётр не торопясь вышел из колонны. Саша-Батырь и Ельчанинов тут же присоединились к нему. Постояв немного, все трое неспешной походкой двинулись в переулок.
– Эй, а вы куды? – раздался сзади крик и к ним подбежал парень с ружьём. Держал он его, как вилы.
Батырь навис над рекрутом, словно гора.
– Тебе чего, дурень?
– Э… вы же тово…
– Чего того?
– Нельзя же!
– Нам можно.
– Меня же тово… накажут за вас!
Ахлестышев усмехнулся и похлопал парня по плечу.
– Война, брат! И не такое случается. Ты иди, а то отстанешь.
Рекрут обернулся – хвост колонны был от него уже саженях в сорока. Махнул рукой и побежал догонять, только лапти замелькали…
Пройдя переулок насквозь и свернув за угол, троица остановилась.
– Спасибо! – первым делом сказал Ельчанинов. – Не знаю, как бы я без вас вырвался.
– Не жалко! – хохотнул налётчик.
– Ну, давайте теперь прощаться, – торопливо вымолвил Пётр. – Ты куда сейчас, махонький?
– К Мортире Макаровне.
– К какой мортире? – удивился штабс-капитан.
– Это Сашина подружка, – пояснил беглый каторжник. – Гулящая. Весит восемь пудов, потому и прозвище такое. Я видел её на свидании в тюрьме – впечатляет!
– Она у меня дородная, – гордо подтвердил налётчик. – Страсть как своё ремесло любит! Огонь, не баба. В Волчьей долине живёт. Спонадоблюсь – ищите меня там.
– Будешь портняжить с дубовой иглой?
– А то! Полиции нету – лови случай! Худое дело везде поспело. Ну, Петя, храни тебя Господь. Может, свидимся ещё.
– Это навряд ли. Я сейчас на Остоженку, и вечером же прочь из города. Пока тут столпотворение, удобно проскочить разъезды. Храни и тебя Бог, Саша, и спасибо тебе за всё!
Друзья крепко обнялись, расцеловались и Батырь быстро ушёл.
– Прощайте и вы, Егор Ипполитович. Желаю вам уцелеть!
– Береги вас Бог, Пётр Серафимович!
Дворяне – настоящий и бывший – пожали друг другу руки и разошлись.
Глава 2 “Первая кровь”.
Пётр решил через Миюзский рынок пробраться на Тверские-Ямские улицы, по ним дойти до Триумфальной площади и уже по валам [9] спуститься на Остоженку. Первое, что его поразило по дороге – это почти полное отсутствие людей. Миюзская площадь, обычно оживлённая, оказалась совершенно пуста. Огромные лабазы лесоторговцев стояли с распахнутыми воротами, но вокруг бегали только собаки. Со злобным лаем они накинулись на Ахлестышева, и тот опрометью помчался от них прочь.
9
Имеются в виду валы бывших укреплений Белого города, на месте которых тогда начали устраивать бульвары Садового кольца.
Первых людей беглый каторжник повстречал лишь на углу 3-й Ямской и Речкина переулка. Две телеги под охраной рослого мужика стояли возле богатого дома. На земле валялась выломанная калитка – видать, рвали лошадью. Через пролом туда-сюда сновали четверо, по виду подмосковные крестьяне. Они выносили из дома охапками всякую рухлядь, наваливали в телеги и снова уходили внутрь. Всё делалось сноровисто и быстро, груды вещей на телегах умножались. Не сразу Пётр догадался, что наблюдает грабёж. Поравнявшись с телегами, он остановился было поглазеть, но караульщик тут же шагнул к нему, замахиваясь кнутом.