Московский гость
Шрифт:
Когда они более или менее случайно ступили на дорогу, ведущую к Воскресенскому храму и могиле поэта, Иволгин с высоты своего большого роста окинул внимательным взглядом торговцев, здесь действовавших с фантастической, неотразимой назойливостью, расправил плечи и сурово объявил:
– Скоро будем брать власть. У этих спекулянтов и трутней нет никакого будущего!
В беловодской партийной ячейке Иволгина любили за его склонность резать правду-матку и, как он сам говорил, своевременно брать быка за рога. Его политическая активность то и дело перетекала в радикализм, по крайней мере на словах. Это был крепко сбитый мужик с веснущатым широким и открытым лицом, с которого не сходила добродушная улыбка, - о таких лицах в более или менее уютные, благополучные времена говорят, что они "хорошие". Может
Членов в партии именно с Иволгиным более всего и сблизился, пожалуй, после того, как в писательском объединении его насильственно освободили от всяких доходных нагрузок и за ним прочно утвердилась слава бездарного писаки, для Членова только Иволгин и остался единственным другом и опорой. Начинал Иволгин с того, что подвизался в партийной философии, но едва наступила смута, тотчас переквалифицировался в финансиста. Он больше не пережевывал марксистские догмы, зато с безусловной искренностью заявлял о своей извечной готовности "взяться за революционную практику по первому зову". Капиталистические успехи Иволгина не стали камнем преткновения в его дружбе с Членовым, однако неизбывно подкармливали социальное изумление последнего. Разве Иволгин, предвещающий скорый крах новому строю и горячо желающий стать могильщиком нуворишей, сам не является торгашом и трутнем? Это он-то, банкир и продавец презервативов, искусственных членов и плеток для истязания мазохистов? Нет, не понимал прямолинейный Членов, что его друг, имея в социальной среде как бы двойное гражданство, именно в силу этого чувствует себя в своей тарелке, превосходным парнем, у которого разные противоречивые наклонности души после долгой борьбы наконец достигли единства.
– Когда я вижу рожи этих людей, нагло пытающихся всучить нам товар далеко не лучшего качества, да еще по непомерно раздутой цене, - беззаботно развивал свою мысль Иволгин, - я понимаю, что мое праведное негодование не вмещается ни в классические каноны, ни в какую-то там общественнополитическую формацию, ни в перевернутого с головы на ноги Гегеля и, прогулочный трибун перевел дух и тут же, пока его не прервали, продолжил свой словно бескрайний период, - что от всего марксистского наследства, а также от сочинений Ленина и иже с ним, для нас не утратила актуальность только одна фраза: булыжник - оружие пролетариата. У тебя что-то унылый вид, Орестушка, - со смехом перекинулся он вдруг на Членова.
– Не грусти, товарищ. Верь! И запасайся булыжниками.
Членов хотел было возобновить давний спор, напомнив Иволгину, что жирует тот исключительно за счет украденных у народа денег, которыми, кстати сказать, делится с партией без достаточной щедрости. Но в этот момент их догнал молодой человек весьма внушительных габаритов, в белой рубахе и черных брюках, с отменно повязанным галстуком кремового цвета.
– С вами хочет говорить шеф, - официальным тоном произнес он, не обращаясь ни к кому конкретно и глядя куда-то в видимую ему одному середину троицы.
Образумилов тотчас пришел в ярость, его возмутило, что на пороге его триумфа находится человек, не ищущий с ним встречи, а присылающий за ним своего прислужника.
– Шеф?
– крикнул он.
– Кто такой?
– Герман Федорович Затейщиков, - невозмутимо ответил вестник.
– Кащей.
Будущий вождь сник. Он понял, что в данном случае следует посадить под замок свою врожденную пылкость, ибо Затейщиков, он же Кащей, не тот человек, с которым можно шутить. Членов же только знал понаслышке о Затейщикове как о преуспевшем дельце. Ему казалось смешным, что новоявленный хозяин жизни любит возникшую где-то на бурных перепадах его биографии кличку Кащей, а в задушевные минуты, как утверждали разносчики сплетен, даже просит называть его просто Яшей. Каких-либо претензий или вопросов у Яши лично к нему, Членову, быть, естественно, не могло, и упражняющийся в изящной словесности буревестник промолчал, давая тем самым согласие на эту неожиданную встречу. Сказать того же о Иволгине никак нельзя.
Пока шли к месту встречи, он постарался взять себя в руки. Герман Федорович Затейщиков сидел на пластмассовом стуле, упираясь согнутой в локте рукой в белый круглый столик, на котором возвышались бутылка вина с красочной этикеткой и наполовину опорожненный бокал. За его спиной неподвижно громоздились дебелые телохранители, а за ними виднелась поставленная пирамидой палатка, из тыла которой доносился аппетитный запах шашлыка. В своем белоснежном костюме, с унизавшими пальцы перстнями и с серьгой в ушах Кащей был великолепен, как поющий цыган, и за этим великолепием было невозможно распознать его возраст, как под превосходным загаром, хрестоматийно обрекавшим бизнесмена на роль загадочного незнакомца, таяли истинные черты его лица. Он вдруг вытянул свои длинные ноги, обутые в белые, под стать костюму, штиблеты, и надолго задержал на них взгляд. Партийцы стояли, переминаясь с ноги на ногу, тревожно переглядываясь, и ждали, что будет дальше.
– Штиблеты шиты на заказ, - сообщил Затейщиков.
– Хорошая работа! Я за них выложил четыре тысячи долларов.
– Неужели?
– выкрикнул пораженный Членов.
Но Герман Федорович своим затуманенным взглядом улетевшего в поднебесье песенника смотрел не на него, а на Образумилова, и тому пришлось держать ответ.
– Работа действительно хорошая...
– пробормотал он.
– Но я не понимаю, вы нас пригласили, чтобы показать свои штиблеты?
– Садитесь, господа.
– Рыночный властелин вальяжным жестом указал на приготовленные для приглашенных стулья.
– Яша!
– вдруг оживился Иволгин.
– А я все жду, когда же ты наконец соизволишь обратить внимание на меня, твоего старинного друга! Стою вот и думаю...
– Я тебя заметил, - прервал его Герман Федорович.
– Садись.
– И снова его внимание переключилось на Образумилова.
– Как вас зовут? Простите, запамятовал... Что-то вроде как фисташковое слышится в вашем имени, я не ошибаюсь? А, Аристарх Гаврилович? Прекрасно! А что бы нам, товарищ Аристарх, не двинуть на Кормленщиково наши соединенные силы? Идеология плюс деньги - вот вам и светлое будущее этого знаменитого, но нищего края. Пока это только мечта, но я люблю и умею быстро превращать любую мечту в действительность. Осмотритесь и подумайте: что такое Кормленщиково? Место, куда валом валят просвещенные и не очень люди, чтобы в задумчивости постоять у могилы поэта. На этом можно заработать кучу денег, необходимо только взять все это хозяйство в крепкие руки, обустроить тут все на манер фабрики грез, завести пивные, купальни, аттракционы, вырыть подземелья, где поэт, разумеется в виде куклы, но отменно сработанной, будет пугать любителей острых ощущений, и всякие там бодуары, где он же, механически, но эффективно, удовлетворит любую экзальтированную дамочку...
Упоминание о деньгах произвело на вождя трудового Беловодска сильное впечатление, деньги нужны берущему власть в свои руки всерьез и надолго. Полагая, что сохраняет матерую солидность функционера и дипломата, он между тем улыбнулся с несказанным простодушием и даже облизнул крошечным красным язычком пересохшие губы. Тянуть загребущие руки к Кормленщиково небезопасно, Яша затеял вздорный разговор, однако ведь мечтать никто никому не возбраняет. Мгновенно воспалившемуся воображению руководителя представились колонны бронетанковых войск, пехота и десант, для моментального захвата лавиной катящихся на Кормленщиково.
– Удивительно, удивительно...
– бормотал он, грезя наяву.
Однако сомнения не оставляли его. Что такая операция может быть проведена без объявления войны или по крайней мере чрезвычайного положения, казалось ему чистой фантастикой.
– Не понимаю, однако...
– проговорил Аристарх Гаврилович нерешительно, - какое отношение ко всему этому имеет наша партия? Что общего у нас с вами, Кащей?
– Нет, для вас я не Кащей.
– А кто?
– очнулся, но еще не вполне обрел чувство реальности Образумилов.