Московский клуб
Шрифт:
— Знаете, Сол звонил мне, — сказал Армитидж после того, как Стоун закончил повествование. — Он упоминал ваше имя. Он был очень возбужден. Он говорил также о сообщении из Москвы и о своих подозрениях, что в деле могут быть замешаны американцы, работающие на Москву. — Армитидж покачал головой. — Честно говоря, я подумал, что он паникует.
Слушая Армитиджа, Стоун окинул взглядом поднимающиеся от пола до потолка ореховые полки и стоящие на них фотографии в рамках: Армитидж с Линдоном Джонсоном, Джоном Фостером Даллесом, Джимми Картером, Рональдом Рейганом. Положение Армитиджа в госдепартаменте не было следствием верности какой-либо
— А потом я узнал о Соле и о вашем отце. Все это так ужасно…
— Да, — торопливо сказал Стоун, прерывая Армитиджа, не желая вновь переживать ужасную гибель отца. — А Сол был прав, не так ли?
— Прав в чем? — с явной враждебностью спросил Армитидж.
— В том, что внутри правительства существует какая-то организация, которая десятилетиями пыталась произвести государственный переворот в Кремле, и она не связана ни с Лэнгли, ни с ЦРУ, ни с ФБР, ни с Белым домом. И это затевается именно сейчас.
— Это чепуха.
— Чепуха? Погиб Сол Энсбэч, черт побери! Его убили, желая замести следы. И вы один из них, разве нет?
— Нет! — с неожиданной горячностью вскричал Армитидж.
— По крайней мере, вам известно гораздо больше, чем вы говорите.
Армитидж взглядом обвел комнату, лихорадочно сжал руки, встал с места, затянул шелковый пояс халата и направился к ящику стола.
Стоун снял пистолет с предохранителя.
— Хорошо бы без сюрпризов, — произнес он.
Армитидж удивленно раскрыл глаза; он покачал головой, вяло улыбаясь.
— Я хотел только взять трубку. К тому же, у меня есть все основания не доверять вам после того, как вы среди ночи ворвались в мой дом со своими бредовыми идеями.
— Вы правы, — вымолвил Стоун, держа Армитиджа на прицеле.
Армитидж снова пожал плечами и достал из ящика письменного стола трубку и кисет с табаком.
— Прошу прощения.
— Ничего, ничего, — ответил Армитидж, набивая трубку. — Думаю, на вашем месте я поступил бы так же. Если вы кому-либо не доверяете, застаньте его врасплох, как вы поступили со мной. — Армитидж зажег трубку и вернулся на место.
— Если вы не из этих людей, тогда ответьте мне на один вопрос, — предложил Стоун. — Вернемся в 1953 год. Вы знаете, люди Берии запугали эту женщину, Анну Зиновьеву; они искали один документ — ленинское завещание, который мог привести Россию к смуте, к перевороту.
Армитидж кивнул.
— А потом послали вас, чтобы убедиться, что она будет молчать, — подытожил Стоун. — Проверить, у нее ли этот документ, и сделать так, чтобы он попал в надежные руки.
— Все правильно.
— Так кто же вас послал?
Армитидж медленно кивнул.
— Моя репутация, — начал он.
Стоун снова опустил пистолет.
— Я хочу вам кое-что сказать, — очень серьезно произнес он. — Мой отец убит. Меня подставили и обвиняют в убийстве собственного отца. И теперь, чтобы выжить, я пойду на все. Даже на преступление. Вы должны понять, что я не задумаюсь ни на секунду.
Глаза Армитиджа наполнились слезами. После долгой паузы он произнес:
— Уинтроп.
— Леман? Но почему Леман?
Армитидж отложил трубку и стал говорить:
— Во время… Понимаете, во время войны мне повезло, и я получил пост в военной разведке. Я принимал участие в расследовании деятельности военной разведки во время Пирл
— Чем вы могли быть ему полезны?
— В то время я сам спрашивал себя об этом, ведь Леман был знаком с большей частью делового Вашингтона. Но, оказалось, ему нужны были надежные связи в госдепартаменте, в своем роде, пятая колонна в разведуправлении.
— Зачем?
— Чтобы следить за происходящим. Смотреть, чтобы все шло как надо. Ну, в общем, узнать всего понемножку.
— А если поточнее?
Армитидж вздохнул.
— В то время его беспокоила утечка секретной информации. Это был разгул маккартизма, а секреты просачивались отовсюду. В этом заключался парадокс. Маккарти, по виду злейший враг коммунизма, помогал коммунистам более, чем кто бы то ни было. Итак, Уинтроп хотел, чтобы я следил за всем, что проходило по категории под кодом М-3, связанной, как мне сказали, с информацией о резиденте советской разведки.
— И что же вы получили взамен за помощь Леману?
— Взамен, г-н Стоун, я получил нечто очень ценное. Это было трудное для госдепартамента время. Этот Джо Маккарти, сукин сын, называл нас «ребята в брюках в тонкую полоску» и охотился за многими из нас. Леман сделал так, чтобы меня оставили в покое. Но однажды нам повезло, после дела с дипломатической почтой, что было тогда менее распространено, чем теперь. Один из наших агентов вышел на советскую дипломатическую почту. В то время почту перевозили в больших кожаных сумках. В сумках находились зашифрованные документы, меморандумы, письма и тому подобное. Среди многих полезных вещей, которые нам удалось заснять на пленку, был кремового цвета конверт, адресованный моему другу Уинтропу Леману, а в нем письмо на обычной почтовой бумаге. Ни печатного бланка, ни подписи, да и содержание письма было настолько примитивно, что стало ясно, что оно зашифровано.
— Кто же послал это письмо?
— Ответ нам удалось получить благодаря бумаге. Это была бумага со склада МГБ — так тогда называлось КГБ.
— И тогда?
— И тогда я понял, что у меня в руках важная вещь и что мой друг Уинтроп тайно сотрудничал с советской секретной полицией. Я был вовлечен во все это, как видите, не желая того. Как только я узнал об этом, а Леман узнал о том, что я знаю, я стал частью его игры.
— Но почему вас вовлекли? Почему именно вас?
— Я был им нужен. Им нужны были довольно большие возможности госдепартамента. Леман разработал схему по финансированию государственного переворота во главе с Лаврентием Берией. А я использовал свои связи в госдепартаменте, чтобы перевести деньги, предоставленные Уинтропом Леманом: 3/4 миллиона долларов в Швейцарский банк на счет Берии.