Московский охотник
Шрифт:
«…При малом числе охотников наиболее добычлива охота с флажками. Осторожный зверь, подгоняемый криками облавы, не решается уйти за флажки и выходит прямо на номера, расставленные распорядителем охоты в разрывах линии флажков…»
(Л.П. Савватеев. «Наставление московскому охотнику»)
Мы шли вниз по многолюдной Тверской, вглядываясь в озарённые тёплым светом лица встречных девушек. Отблески разноцветной рекламы добавляли в макияж карнавальных оттенков, отчего девушки казались красивыми.
– Может, зайдём, жахнем по напёрстку?
– предложил я.
– А смысл?
– Вовка с отвращением бросил окурок под копыта прогулочной лошади, всем своим унылым видом зазывавшей гостей столицы покататься на ней, кто сколько может.
– Холодно, - пожаловался я.
– Жрать охота. Лошадь вздохнула с пониманием.
– Ну а я тебя куда веду?!
– Вовка глянул на меня, как на последнего приезжего, хотя я жил в Москве уже месяца три.
– Не здесь же сидеть, бурдой давиться! Потерпи до Охотного! Там ростикс-шмостикс: хрустящая курочка, крошка-картошка, «Клинское», «Туборг» - нормальная еда. А тут что? За пятьсот кровных получишь только суши да от мёртвого осла уши!
Я не спорил. Спорить с голодным Вовкой бесполезно, в такие моменты в нём просыпается инстинкт Сусанина - он начинает водить знакомых по каким-то экзотическим и якобы сказочно дешёвым кабакам. За их счёт. Лучше помалкивать и шагать, пока он мирно настроен на фастфуд.
Мы прибавили ходу, обгоняя сытых иностранцев в солдатских ушанках. Иностранцы никуда не спешили, за углом их наверняка ждал тёплый автобус, поэтому они с удовольствием любовались разгорающимися впереди кремлёвскими звездами.
По мере приближения к Охотному ряду толпа быстро густела. Мы уже не могли никого обогнать, двигались в плотной колонне людей, как на демонстрации. Мне даже показалось, что впереди над толпой развеваются флаги.
– А, чёрт!
– Вовка сплюнул.
– Опять у них мероприятие! Перегородили всё, хрен пролезешь!
Подземный переход, ведущий к цели нашего путешествия - универмагу «Охотный ряд», был перечёркнут красно-белой милицейской лентой. За ней стояли угрюмые омоновцы с дубинками, под взглядом которых толпа сама собою сворачивала налево, к Госдуме, и попадала в узкий коридор между двумя рядами металлических оград, где её живым галопом прогоняли в направлении Большого театра. Общий поток втянул и нас.
– А куда мы идём-то?
– спросил я на бегу.
– Нам же в другую сторону!
– Да ладно, - запыхаясь, отмахнулся Вовка.
– Перейдём у Большого и вернёмся через площадь Революции.
Но переход возле театра тоже оказался перегорожен пёстрой лентой, как и поворот на Петровку. Колонна, не имея возможности свернуть ни влево, ни вправо, медленно поднималась к Лубянке.
– Нормально, - сказал Вовка, когда мы поравнялись с «Детским миром».
– Кажись, загибаемся к Политехническому.
– Я так точно уже загибаюсь! Сколько
– Не ной!
– Вовка поднял воротник пальто.
– Свернём на Никольскую и пойдём в ГУМ. Там, кстати, тоже фастфудовок немерено, а народу меньше.
В конце Театрального проезда длинная шеренга конных милиционеров перегораживала путь колонне, заставляя её поворачивать направо. Широкая змея, изогнувшись, текла в сторону Старой площади. Навзрыд плакал чей-то вконец вымотанный ребёнок, пожилой мужчина остановился, держась за сердце, его толкнули в спину, и он заковылял дальше.
Я понял, что на Никольскую нам не свернуть: колонна упорно ползла вперёд, ничуть не сужаясь и не разбиваясь на рукава. Никольская, как и все последующие переулки, была заперта красно-белой лентой.
– Да ну их в задницу!
– не выдержал, наконец, Вовка.
– Задрали со своими праздниками! Хоть вообще в центр не выезжай!
– Чего делать-то будем?
– спросил я.
– А чего тут делать? Пошли в метро - и домой. Колбасы по пути купим. Водки.
Мы стали выбираться из колонны ко входу на «Лубянскую». Туда же сворачивали многие шедшие с нами. Перед входом толпа становилась гуще, и я не сразу заметил линейку милиционеров, пропускавших людей внутрь по одному и неохотно.
– Документики готовим, граждане!
– зычно воззвал сержант.
– Регистрацию в развёрнутом виде!
Вовка вдруг резко осадил и, пихаясь локтями, полез назад.
– Чего ты?
– спросил я.
– Да просроченная у меня регистрация, - буркнул он.
– Прицепятся - не отвяжешься. Лучше обойти…
Я вспомнил, что у меня-то и вовсе никакой регистрации нет, и полез сквозь толпу следом за Вовкой.
Мы медленно брели в гуще колонны мимо Политехнического музея. Какой-то дедок залез на водосточную трубу и, размахивая красным знаменем с надписью «Будьте готовы!», пытался затянуть «Родина слышит, Родина знает…», но его быстро сняли и увели.
– Кажется, я понял, - сказал Вовка.
– На Васильевский спуск идём. Видишь, на Ильинку сворачиваем?
– Зачем нам на Васильевский спуск?
– слабо отозвался я.
Ноги мои гудели от усталости, а уши нехорошо онемели от холода.
– Нам-то не надо, - согласился Вовка, - а весь народ туда валит. Не то на концерт, не то на митинг.
– Какой концерт в такую морозяку?!
– простонал я.
– Не знаю. Может, Пол Маккартни опять приехал. Или этот, «голубой» на рояле… Блин! Забыл фамилию.
– Меня сейчас другое беспокоит, - я потрогал уши ледяными пальцами, - выбраться оттуда можно?
– Элементарно!
– кивнул Вовка.
– Через мост - и на «Третьяковскую». Если пустят…
Некоторое время мы молча брели по Ильинке. Разговоры в толпе стихли, люди шли понуро, едва переставляя ноги, как на похоронах. И вдруг далеко позади раздался басовитый кашель моторов, от нарастающего рёва задрожали стёкла в домах.
– Ни фига себе!
– удивился Вовка.
– Техника подходит! Это что же, парад будет?