Московский полет
Шрифт:
Оглядываясь на эту афишу, я вышел из подземного перехода снова на Невский и прошел еще с квартал, думая о том, что, как ни странно, наша старая жизнь продолжает жить без нас, даже в стране, из которой мы уехали…
И я уже решил повернуть назад – ну что тащиться по серому Невскому с его уныло-желтыми фонарями?! – когда увидел густую толпу под колоннадой Казанского собора. Еще один Арбат – уже в Ленинграде? Я подошел. В ночной полутьме, действительно как на московском Арбате, группы по тридцать – сорок человек крутились вокруг ораторов. В одной шла речь об идиотской дамбе,
– Да это евреи заварили революцию семнадцатого года, евреи! Из-за них мы получили коммунистов на свою голову!
– Ну при чем тут евреи! Евреи, если хотите знать, жили до революции в чертах оседлости, как в резервациях! Как они могли «заварить» вашу революцию? – Тоненькая девочка, не старше восемнадцати лет, с серыми глазами и личиком с картин Боттичелли, стояла одиноко и прямо, как Зоя Космодемьянская, среди толпы мужчин и яростно защищала честь моего народа. – Евреи, если хотите знать, сами пострадали от советского режима! Больше других!
– А вы читали статью Шафаревича «Русофобия»? Вот, прочитайте! – Мужчина лет сорока совал ей журнал.
– Я знаю, это антисемитский журнал! – Девочка тонкой рукой отталкивала журнал. – Я его не читаю!
– А вы почитайте, почитайте! Здесь все написано! Это евреи довели Россию до катастрофы!
– Слушайте, постыдитесь! – воскликнула девочка. – Вас двести миллионов, а нас только два! Вам не стыдно кричать, что каких-то два миллиона евреев довели вашу великую нацию до катастрофы? Вам не стыдно?!!
«Золотая моя девочка, – подумал я. – Что ты делаешь здесь – одна, в окружении этой толпы?! Зачем ты споришь с ними? Что ты им докажешь? Ведь им так хочется найти виноватого, они уже назначили еврейские погромы на 14 августа, через две недели! Милая моя, золотая, твое место не здесь, не здесь, а в Израиле!»
Но я не сказал ей ни слова. А постыдно ретировался, поглядывая на часы. До отхода моего поезда оставалось 20 минут. Но сколько я ни махал рукой на Невском проспекте, ни одно такси не останавливалось, и я, уже считая секунды, вскочил в троллейбус. И огляделся в поисках железного ящика кассы, куда, я помнил, нужно опустить пять копеек и оторвать билетик. Кассы не было. Ни впереди салона, ни сзади.
– Как же заплатить? – вырвалось у меня невольно. Все пассажиры повернулись ко мне, и я вспотел – все, влип! Не знаю, как платить в троллейбусе, вот так и горят западные шпионы в СССР – на ерунде!
– А нужно талоны покупать у водителя! Десять талонов – пятьдесят копеек! – назидательно сказала мне какая-то женщина. – А за пять-то копеек не проедешь!
В скрещении осуждающих взглядов, как вражеский самолет, пойманный прожекторами в блокадном ленинградском небе, я прошел по проходу к водителю, хватаясь за спасительную мысль выдать себя за приезжего из Баку или из Хабаровска. Протянул водителю 50 копеек:
– Талоны, пожалуйста.
– Нету
– А как же платить?
Он не удостоил меня ответом, и я проехал до вокзала даром.
29
И вот поезд «Мурманск – Москва», вагон 9, купированный, – четыре полки в купе. Я сижу на нижней полке, а рядом, у столика у окна, два офицера-танкиста – сорокалетний майор и старлей лет двадцати трех. Едят пирожки с капустой, запивают пивом и «базарят» «за Афганистан»:
– Уходили – были героями, там воевали – были герои, а вернулись – шиш без масла, никому не нужны! – горько говорил майор.
– Из нашего выпуска шестеро там остались – в Кандагаре, – сказал старлей. – Но лучше бы они в Чернобыле погибли, я так считаю, хотя бы на своей земле и за своих. Может, спасли бы кого…
Я сижу как на иголках, потный и жду. Через минуту тронется поезд. То есть если меня вели ленинградские гэбэшники и собираются арестовать, то это случится сейчас, как только тронется поезд. Как только тронется поезд, я уже официально становлюсь нарушителем, это ясно. Вся делегация в Ленинграде, а я, иностранец, нелегально покинул город. И в чемодане у меня запрещенный фильм. Может, я везу его в американское посольство, может, резиденту ЦРУ или корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Биллу Келлеру…
– Хотите пирожок? – говорит мне майор.
– Нет, спасибо, – выдавливаю я.
– Почему? – обижается он. – Это домашние пирожки, попробуйте, жена пекла.
– Спасибо, я сыт. Вот если бы пива глоток, горло промочить…
Пять лет назад в романе «Атака на Швецию» я вернул своего выдуманного героя, русского эмигранта, из Америки в СССР, лишил его американских документов и заставил скитаться по России, меняя поезда и выдавая себя за русского. Теперь я сам оказался в роли персонажа своего романа. И пока все сходилось: страхи, серые, вонючие вокзалы, пиво в купе, пирожки с капустой.
Я взглянул на часы – истекали последние секунды, но в коридоре тихо, никто не идет меня арестовывать. Сейчас поедем.
И вдруг – топот ног, лязганье дверей купе, громкие мужские выкрики:
– Тут нету! Дальше! Смотри следующее купе!
Я поперхнулся пивом, и мой желудок, похолодев, упал в колени.
А из коридора – все ближе! – грохот шагов и крики:
– И тут нет!.. Проверь следующее купе!.. Коля, поезд пошел! Быстрей!..
Я оцепенел – я понял, что сейчас стальные наручники защелкнутся на моих руках…
…Черная пантера прыгнула мне на грудь, ее когти впились мне в ребра, и кровь брызнула из моих ран. А когда я оторвал эту кошку-пантеру от себя и проснулся, Лиза – в ночном халате – стояла возле моей кровати.
– В чем дело? – удивился я, потому что она никогда не приходила по ночам в мою спальню.
– Ты кричал во сне, я тебя разбудила, – сказала Лиза. – Тебе что-то снилось?
– Ничего…
Она повернулась и ушла, закрыв за собой дверь…