Московское воскресенье
Шрифт:
Они подошли к большому дому, окруженному парком. Высокая дверь медленно приоткрылась, и Гриша увидел, как на широкий балкон вышла девушка. Он бросился к ней, думая, что это Катя, но девушка сделала два шага, остановилась, с усмешкой сказала:
— Катя-то вон где!
Гриша обернулся. Из других дверей вышла Катя и, улыбаясь, приближалась к нему.
Он хотел броситься к ней, обнять, прижать ее к груди, целовать долго-долго, но шедшая рядом Марина будто плеснула в него холодной водой. Она сделала два шага навстречу Кате, вытянулась,
— По приказанию командира полка старший лейтенант Рудаков доставлен!
Гриша улыбнулся так приветливо, что Катя не могла рассердиться на него за эту шумную затею.
— Удивлена?
— Нет. Рада! — Возражать было нечего, да и не хотелось. — Здравствуй, Гриша, здравствуй!
Он смотрел на нее в упор. Наконец-то он вздохнет свободно, наконец освободится от тоски, от вечного страха и сомнений: она любит, любит его.
Но мучения Гриши еще не кончились, их окружили девушки всего полка, повели в клуб.
Там уже Веселов играл на трофейном аккордеоне. Гриша должен был улыбаться и отвечать на шутки, в то время как ему хотелось остаться с Катей, глядеть ей в глаза и говорить без конца: «Люблю тебя, очень, очень! Люблю, как уже говорил тебе раньше, на всю жизнь!»
В двадцать один час вступительная часть была закончена и всех позвали к столу. Стол был уставлен всевозможными закусками и винами, но Гриша уже не различал деталей: бокалы, тарелки, блюда, вазы с фруктами — все смешалось.
По правую руку от него сидела Катя, по левую — Варвара Федоровна Маршанцева. Катя была очень красивой. Он боялся даже смотреть на нее, но знал, что она красивее всех. Глаза ее тихо улыбались, и, когда их взгляды встречались, она отвечала: «Я счастлива!»
Маршанцева подняла бокал:
— Предлагаю выпить за счастье нашей Кати и ее мужа.
Бокалы зазвенели, летчицы согласно договоренности с Речкиной пригубили вино и поставили бокалы. Заметив это, Гриша сделал то же самое.
Но летчики, приглашенные из соседних полков, выпили бокалы до дна и, как это у них заведено, налили по второму. А когда выпили, то под шумок вдруг опустели и бокалы девушек.
— За здоровье Кати! — кричали одни.
— Горько! — кричали другие.
Марина нагнулась через стол, шепнула:
— Целуйтесь, сейчас можно!
Гриша взглянул на Катю, она, улыбаясь, смотрела на него. Он нагнулся и поцеловал ее. Поцеловал, что называется, «официально», разве так надо целовать любимую, которую ждал всю жизнь!
Но и тут майор Речкина внесла свои коррективы:
— По русскому обычаю полагается трижды.
Грише пришлось подчиниться. Он нагнулся к Кате и поцеловал ее три раза.
Начались тосты, которые полагаются на каждой свадьбе, когда веселятся все, кроме главных действующих лиц. Гриша все это терпел, подбадривая себя, — не много им еще шуметь осталось!
Два радиоприемника передавали музыку из Москвы, их сменяли аккордеоны, весь полк танцевал до упаду.
Утром все летчицы и гости, которые запаслись увольнительными
Немцы расчищали улицы. Но пока что вместо улиц были дикие ущелья из груды обломков.
Машина шла по бывшим главным улицам Берлина. Вот она, Блюхерштрассе, на ней станции метро, похожие на колодцы, повсюду грязь и развалины. Вот знаменитый Ландверканал, на мосты которого они бросали бомбы. Машина мчится дальше, по прямой — и вот рейхстаг. И знаменитая Колонна Побед, на пьедестале которой начертана летопись германских завоеваний. Однако Катя не нашла на колонне упоминания об исторической битве на Чудском озере, когда Александр Невский разгромил «псов»-рыцарей. На пьедестале стоит женщина, опустив крылья, — это Победа, которая оказалась побежденной.
Девушки остановились около рейхстага, чтобы рассмотреть его издали. Еще одна груда развалин.
Летчицы стали карабкаться вверх и подошли вплотную к рейхстагу. Все стены его были исписаны автографами. «Это неплохо, — подумала Катя, — рейхстаг будет стоять как памятник победителям. Надо и нам оставить свой след». Она подняла валявшийся тут же кусок мела и написала:
«Прилетели в Берлин с Волги.
Летчицы Нечаева, Румянцева».
Катя крикнула подругам:
— Идите распишитесь!
Марина охотно взяла у нее мел и крупными буквами написала:
«М. Черненко».
Передала мелок другим, и все подписались:
«Н. Мельникова, Федотова, Малахова…»
Недалеко от них остановилась группа офицеров. Лейтенант, встав на каменные обломки, писал размашистыми, крупными буквами:
«Да здравствует мир!»
Катя невольно вскрикнула:
— Павел!
Лейтенант обернулся, посмотрел на нее и бросился навстречу:
— Ты ли, Катя!
— Здравствуй, Павел! Вот и увиделись! Поздравляю с победой!
— Спасибо! И я поздравляю! Можно тебя поцеловать?
— Только не крепко.
— Почему?
— Цензура не позволяет, — пошутила Катя, косясь на Гришу. — Познакомься с моим мужем.
Павел отшатнулся:
— Ты вышла замуж? Когда?
— Вчера.
Она подозвала Гришу:
— Это мой университетский товарищ Павел Березин.
— Очень приятно! — сказал Гриша.
Павел окинул Гришу критическим взглядом и не нашел, к чему бы придраться: «Парень что надо».
Гриша стоял около них и молчал. Молчанием он торопил Катю — пора идти. Катя начала прощаться:
— До свидания, Павел, до встречи у памятника Ломоносову.
— Теперь эта встреча, пожалуй, будет ни к чему! — заметил Павел.
— А дружба? Дружбу ты ставишь ниже любви?
— Не всегда.
— Тогда приходи обязательно!
Вернувшись домой, Гриша заметил, что Марина и Веселов чем-то встревожены: они вели какие-то бурные разговоры.
Вечером Марина пошла к Маршанцевой: