Московское воскресенье
Шрифт:
Гриша был рад, что им дали хорошую задачу: бомбить 250-килограммовыми бомбами мосты, тоннели и станции.
«Ну что ж, если нет писем, так есть задание. Будем выполнять его».
Глава сорок шестая
Потеряв Румынию, гитлеровцы надеялись удержаться в Болгарии. Болгарское правительство всячески помогало Германии.
Девятого сентября в Болгарии произошел переворот. Народ, не желавший воевать против Советского Союза и в течение всей войны оказывавший сопротивление своему фашистскому правительству,
Население Болгарии встречало Красную Армию с цветами и флагами.
Двадцатый штурмовой полк приземлился на болгарской земле.
Гриша вылез из кабины. Прямо к нему бежала девочка лет семи. Льняные кудряшки и бантики развевались на ветру, она бежала, раскинув руки, и бросилась к нему на шею. Сердце Гриши дрогнуло от радости. Подхватив девочку, он прижал ее личико к своей щеке и почувствовал такую радость, будто попал домой, будто эта девочка была его сестренкой.
Он шел с ней в толпе крестьян и летчиков до самой деревни. Там их встретило все население. Появился аккордеон, девушки и парни начали танцевать.
Гриша смотрел на этот праздник и удивлялся: словно в гости приехали к друзьям.
К летчикам подошел пожилой болгарин в соломенной шляпе, в клетчатой рубахе. Он подал им поднос с графином и предложил дорогим «братушкам» выпить.
Летчики выпили с крестьянином за дружбу, закусили хлебом-солью и поговорили по душам.
Пролетая над Болгарией, Гриша смотрел на землю, изрезанную на клочки, словно покрытую заплатками. На этих лоскутках и приходится трудиться крестьянам. Неправильно это!
Гриша и сказал об этом. Хотя болгарский язык только наполовину схож с русским, он видел, что крестьяне отлично поняли его. Жестами, глазами они выражали свое согласие с ним, отвечали ему крепким рукопожатием.
Хозяева дома, в котором поселились Гриша и Александр, закидали их вопросами о жизни в Советском Союзе. Гриша рассказывал им без конца. Потом сын хозяйки, двенадцатилетний мальчик, попросил у него книгу: он уже читал по-русски. Гриша порылся в парашютном чехле и нашел «Железный поток» Серафимовича. Мальчик радостно принял этот подарок.
Утром Гриша вышел на Дунай. Кругом было тихо. Он остановился на обрывистом берегу и прислушался к шепоту маленьких волн. На берегу деревья не шелохнутся, притихли, словно хотят понять, о чем задумался этот высокий летчик, остановившийся на границе двух государств.
Осень сорвала с деревьев пышный убор, они стоят подрагивая, ждут зимы. Листья шуршат под ногами, будто жалуются, как жестоко расправилась с ними осень. Ветра совсем нет, он ушел в горы и собирает там облака, чтобы вечером пригнать свое стадо в равнину. Тихо шумят волны Дуная. В их шелесте слышится какая-то грустная мелодия.
О чем поешь, широкий Дунай, великая славянская река?! Много лет ты поила единое славянское братство. На твоих берегах славянские богатыри крепили дружбу между собой.
Вот стоит на твоем берегу высокий воин освободительной армии, которая идет по земле — сметает зло, утверждает мир и дружбу.
Осенние дожди и туманы все чаше и чаще стали задерживать самолеты на земле. В свободное время Гриша занимался с новичками. Вчера он начал учить их расчетам. Сначала рассказал им, как надо рассчитывать угол сноса по ветру, а потом задумался,
А как они ему нравились, эти молодые орлы из нового пополнения! Веселые, культурные, остроумные. И он занимался с ними с таким усердием, что ему не хватало двадцати четырех часов.
Орлята его уже здорово оперились, правда, иногда бунтуют против «скучных» занятий. Особенно скучно летать «по-пустому», то есть изучать район, но вообще хлопцы работают толково. Гриша был очень доволен.
Возвращаясь с задания, он приказал по радио самому слабому, по его мнению, штурману привести группу на аэродром. И тот, вопреки ожиданию, несмотря на трудности ориентировки, привел группу с такой точностью, что Рудаков только ахнул.
Он торопился сегодня закончить занятия с хлопцами, чтоб выполнить еще одно важное дело. В последнем письме Катя просила его сочинить для нее стихи. Эта просьба очень озадачила его. Он многое умел в жизни, но стихов никогда не писал. Просто не приходило в голову. Но если Катя попросила, он должен выполнить.
Для этого прежде всего надо достать настоящую бумагу.
И вот он взял белоснежный лист, сложил его пополам, наверху написал:
«Самым жутким образом — секретно!!!»
Это означало, что она должна была читать письмо одна и не показывать подругам.
Он долго сидел, буравя кончиком ручки ямочку на подбородке. Выкурил пачку папирос и наконец сочинил:
Я сейчас летаю над Дунаем, Как летали мы в Крыму с тобой, Но теперь мы оба точно знаем, Скоро кончится жестокий бой, Знаю я: мы скоро будем вместе, Солнце путь нам ярко озарит. Для тебя одной пою я песню, Вот что эта песня говорит: «Сколько бы мы вместе не летали, Летчик все же человек земной, Позабудь сомненья и печали, На земле не знаю я иной. Только ты одна меня тревожишь, И тобой одною я живу, Милая, не верить ты не можешь, Ты со мной во сне и наяву…»Стихи, может быть, и плохие, но в принципе все ясно. Если Катя отнесется строго и раскритикует, то уж больше не попросит его заниматься непривычным для него делом. Да это и правильно будет: не умеешь петь по-соловьиному, так нечего каркать.
Только Гришу покинуло вдохновение, как с шумом и смехом вернулись товарищи из клуба. Александр, хлопнув Гришу по спине, спросил:
— Что пишешь?
— Стихи.
Веселов посмотрел на него сочувствующим взглядом, вздохнул:
— Уже до этого дошло?! Ну, пиши, пиши… — Он лег на койку, чтобы не мешать Грише, и уснул.