Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка
Шрифт:
Крупных и средних танков на нашем участке появилось не очень-то много, не более десятка, да еще штуки две подбила пехота, а один подорвала бригада Артура Спрогиса. Основной костяк фашистских авангардных танковых сил составляли легкие итальянские танкетки «Чинелли» – двухместные, с резиновыми гусеницами, вооруженные двумя крупнокалиберными пулеметами. Их тактические возможности нам были хорошо известны: наши захватили такую танкетку дня три назад, основательно ее осмотрели и отправили в Валенсию для представления в Комитет по невмешательству в испанские дела. В открытом поле преследовать бегущих пехотинцев такой танк может с большим успехом, но в условиях горных дорог наши псевдоброневики могут бороться с ними почти на равных.
И все же, хотя «Канариас» и стоит в нашем порту, но вся власть в городе пока в руках республиканцев. Тут приезжает Василий Иванович с Машей: «Ну ребята, отжились мы на “Консуэле”,
Штаб гораздо более безопасное место, чем наша «Консуэла». Там сейчас сосредоточено все управление обороной города. Имеются пулеметы, даже артиллерия, да и людей достаточно. Да еще каких людей! Вся «накипь» уже либо перешла к фашистам, либо удрала, либо заползла в какие-то щели, а уж те, кто остались, это настоящие бойцы, готовые на смерть, лишь бы уничтожить побольше фашистов.
Прибыли в штаб, который помещался в громадном доме бывшего германского консульства Малаги, там Киселев нам вкратце изложил обстановку. Хотя город окружен почти полностью, но есть еще связь с Республикой по очень узкому, в некоторых местах менее километра в ширину, перешейку вдоль Средиземного моря. Стоящий в порту «Канариас», видимо, не обладает достаточными для овладения городом десантными силами и пока, в ожидании захвата Малаги основными силами фашистов, занимает как бы нейтральную позицию, во всяком случае, по городу пока не стреляет. Самое главное сейчас – это связь с Валенсией, ведь там еще не знают всей сложности нашей ситуации, а когда узнают, то, возможно, помогут хотя бы бомбардировщиками, а там, глядишь, еще и удастся отстоять город.
Думаю, что и сам Киселев не очень-то верил в эти радужные прожекты, но что еще оставалось делать? Столь поспешный переезд из «Консуэлы» диктовался не только безвыходностью ситуации, но и наличием в штабе автомобильной радиостанции, которая могла работать и без электросети, прямо от мотора автомобиля. Киселев рассчитывал, что на этой радиостанции мне удастся установить столь нужную нам уверенную радиосвязь с Валенсией (ни телеграфная, ни телефонная связь полностью иногда не выключались, но передавать что-либо серьезное, а тем более получать ответные указания открытым текстом было опасно, потому что была стопроцентная гарантия, что переговоры подслушают фашисты). Да и такая связь работала урывками, порой по нескольку минут, а установление устойчивой радиосвязи, с пользованием кодами, позволило бы сразу же, в условиях полной секретности, ставить командование в известность о наших делах и получать оперативные указания. Но, к сожалению, радиостанции в штабе не оказалось, и где она находится, в штабной неразберихе сходу не удалось выяснить.
Я сел за приемник. Валенсия все время меня вызывает, а я ей ответить не могу – нет электроэнергии. Кое-как удалось уговорить их по телефону передать для нас шифровку, которую я сразу принял без единой ошибки, несмотря на сильные помехи. Вася Бабенко ее тут же расшифровал и вручил Киселеву. Тот ее несколько раз прочел, но знакомить нас с содержанием не стал, – видимо, ничего утешительного для нас в ней не было. Таким же образом я принял еще несколько радиограмм, которые так же, после прочтения, сразу же попадали в емкую полевую сумку Киселева.
Все настолько устали, что буквально падали с ног. Прошли в бывший кабинет германского консула, где было несколько диванов, на которых можно бы было на пару часов прикорнуть. Тут я, в поисках подходящего места для установки радиостанции, случайно нажал на какую-то скобу, которая мешала придвинуть столик к стене. Внезапно открылась в стене совершенно ранее незаметная дверца, и за ней оказался замурованный в стену сейф. Естественно, возникло желание ознакомиться с его содержимым. Не без труда я отыскал среди ремонтников-артиллеристов автогенщика с набором инструментов: до войны он работал механиком в гараже, где ему приходилось выполнять всякие работы, в том числе и открывать сейфы, к которым хозяева потеряли ключи. И действительно, он на редкость быстро вскрыл и этот сейф. Когда открылась дверца, наш полковник не удержался от матюка разочарования – сейф был пуст. Лишь в дальнем углу нижнего ящика лежала завернутая в целлофан граммофонная пластинка. На одной ее стороне был записан немецкий гимн «Дойчланд юбер Аллее», на другой – популярная песенка «Хорст Вессель». Когда я поставил пластинку на стоящий рядом граммофон, то из него послышалась исключительная по качеству записи мелодия духового оркестра. «И из-за такой пакости мы потеряли почти полтора
Задолго до рассвета мы все уже были на ногах. Василий Иванович с Машей отправились к штабистам, а я сел принимать из Валенсии длиннющую шифровку. Пришел Киселев с обнадеживающей вестью: пока мы отдыхали, штабистам удалось сколотить небольшую ударную группировку, преимущественно из коммунистов и комсомольцев, численностью почти в батальон полного состава и более-менее сносно ее вооружить. Особые надежды возлагались на ручные гранаты и самодельные мины, которые нам с большой неохотой отдали анархисты, окончательно разуверившиеся в возможности обороны Малаги и теперь драпавшие с фронта. Особенно угрожающим участком был юго-западный, где фашисты, большей частью марокканцы, подошли к городским окраинам почти вплотную. Этот батальон мог задержать франкистов на целые сутки, а то и больше, а там, возможно, еще удастся что-нибудь наскрести, да и Валенсия все время обещает помощь, правда, какую именно, этого, по-видимому, не знал и сам Киселев.
Кто-то сумел организовать обильный завтрак, и мы впервые за последние несколько дней с аппетитом поели. Тут внезапно появилась и штабная радиостанция на автомобиле, но частоты у нее несколько разнились от наших рабочих частот, так что Валенсия, несмотря на мои настойчивые вызовы, не отвечала. К счастью, на короткое время восстановилась телефонная связь, и я сообщил об изменении частоты моего радиопередатчика; после чего они меня сразу обнаружили, и таким образом была установлена устойчивая радиосвязь с нашим штабом в Валенсии. Тут уж мы с Васей прочно засели в будке радиостанции. Шифровки в обе стороны посыпались, как из рога изобилия. Все получаемое из Валенсии тут же расшифровывалось им и, после прочтения Киселевым, тут же падало в его необъятную сумку. Судя по озабоченному виду Васи и полковника, никаких особо приятных вестей для нас не было.
Весь большой двор штаба был запружен машинами и народом. Шум и гвалт стоял, что в царское время на еврейском базаре в Киеве. Внезапно воцарилось что-то похожее на тишину: во двор въехал запыленный и бледный как смерть мотоциклист и, бросив машину, направился к стоявшим в стороне Виальбе и Киселеву с Машей. Судя по тому, как реагировали Виальба и Киселев на сообщение мотоциклиста, я понял, что произошло что-то катастрофическое.
Поняли это и все другие, потому что поднялось нечто невообразимое. Все бросились к машинам, в воротах образовалась пробка, кто-то открыл стрельбу, кого-то ранили, раздались крики. Из машины-радиостанции выскочил Вася с пистолетом в одной руке и гранатой в другой. Случилось что-то очень страшное, а что – мы не знаем. Мы с Васей кинулись к звавшему нас Киселеву. Он уже пришел в себя и, не желая объясняться на улице, повел нас в комнату на втором этаже. В ней стояли в полной готовности два пулемета, винтовки, несколько открытых ящиков с пулеметными лентами и патронами, а в углу валялась целая куча гранат-лимонок. Пытаясь сохранять внешнее спокойствие, Василий Иванович изложил создавшуюся обстановку. Оказалось, что часть батальона, на который мы возлагали столь большие надежды, была уничтожена еще на марше агентами пятой колонны [137] , притаившимися в городе, а теперь открыто ударившими по тылам наших частей.
137
То есть агентурой генерала Франко. Термин, родившийся как раз во время Гражданской войны в Испании (во время наступления на Мадрид четырех колонн генерала Э. Мола). В действительности Малагу взяли войска полковника Ф. Б. де ля Торре при поддержке итальянского добровольческого корпуса генерал М. Роэтты.
Пулеметный огонь этих подлецов, неожиданно обрушившийся на батальон, был настолько силен и плотен, что через несколько минут боя уже не стало почти трети наших ребят. Потом они опомнились и рассеяли бандитов, после чего все же добрались до передовой. Но тут обнаружилось, что воевать нечем: гранаты и мины, полученные от анархистов, в большинстве своем не рвались. Оставшееся стрелковое оружие и несколько пулеметов не могли, конечно, оказать серьезного сопротивления озверевшим и до зубов вооруженным марокканцам. Короче: наш ударный коммунистический батальон почти полностью погиб, а марокканцы уже ворвались в город и, подавляя отдельные очаги сопротивления, двигаются к центру, с минуты на минуту их можно ожидать здесь.