Москва, которую мы потеряли
Шрифт:
Хан Улу-Махмет, выброшенный из Орды к русской границе, засел в 1438 г. в городе Белеве; осажденный там московскими войсками, он готов был идти на какие угодно условия, отдаваясь на полную волю Василию II. Личность этого ордынского военачальника примечательна. Улу-Махмет – хан Золотой Орды XV в., времени упадка могущества татар, – играл важную роль в споре князя Юрия Дмитриевича с его племянником Василием Васильевичем из-за великого княжения Московского. В 1431 г. оба соперника отправились к Улу-Махмету за ярлыком. У Юрия Дмитриевича была сильная поддержка в лице могущественного мурзы Тегени; но боярин Василия Васильевича, Иван Дмитриевич Всеволожский, лестью обошел Улу-Махмета, сказав, что Василий Васильевич основывает свою просьбу не на завещании, а на милости хана. Улу-Махмет дал ярлык Василию Васильевичу. В 1437 г. Улу-Махмет был изгнан из Золотой Орды своим братом, явился в русских пределах и засел в городе Белеве. Великий князь Василий Васильевич отправил против него сильное войско. Улу-Махмет испугался и отдался на всю волю русских, но Шемяка и Красный, начальствовавшие над войском, не согласились и начали битву, нанеся татарам сильное поражение. Во время начавшихся на следующий день переговоров татары напали на русских, воспользовавшись изменой мценского литовского воеводы Григория Протасьева, перешедшего на их сторону, и одержали победу, после чего Улу-Махмет занял Казань. В 1439 г. он внезапно явился под Москвой. Василий Васильевич бежал. Улу-Махмет простоял под городом 10 дней, опустошил окрестности и ушел назад; по дороге сжег Коломну и пленил множество русских. В 1444 г. воеводы Улу-Махмета опустошили восточные русские области. В 1445 г. Улу-Махмет засел в старом Нижнем Новгороде, а оттуда
В феврале 1446 г. Василий II был захвачен в Троицком монастыре князем Можайским, а Москва занята Шемякой. Сюда привезли Василия II и ослепили (отсюда и его второе имя – Темный). Сторонники Василия нашли почетный прием в Литве. При посредничестве рязанского епископа Ионы, которому Шемяка обещал митрополию, новому правительству удалось обманом вызвать в Москву детей Василия II; вместе с отцом их заточили в Углич. Эта расправа не упрочила положения Шемяки; сосредоточение недовольных лиц на литовской территории угрожало крупными осложнениями. На церковно-боярском совете в конце 1446 г. Шемяка под влиянием митрополита Ионы согласился освободить слепого Василия II (1447). В отчину ему была дана Вологда, которая тотчас же стала базой начавшегося движения в его пользу. Вскоре его центр перешел в Тверь, когда игумен Кирилло-Белозерского монастыря Трифон разрешил Василия Темного от крестоцелования Шемяке, а Тверской князь Борис отстал от Шемяки, и состоялось обручение его дочери с сыном Василия, Иваном (будущий великий князь Иван III); в Тверь потянулись и сторонники Василия II из Литвы. Московская кафедра, будучи верной сторонницей сильной великокняжеской власти, не упустила момента реабилитировать себя и стать на сторону сильнейшего; отъезд Шемяки из Москвы отдал в ее руки колеблющееся столичное население, исключительно мирно настроенное в своих руководящих торговых кругах. Небольшому отряду сторонников Василия II, тайком проникшему в Москву, ничего не стоило перехватать близких Шемяке людей и привести к присяге москвичей (присяга Шемяке могла быть отменена только высшей местной, то есть митрополичьей, церковной властью). Положение Шемяки с этого момента быстро ухудшалось, и в 1448 г. он вынужден был формально отказаться от московского престола. Его союзник князь Можайский, а также князья Рязанский, Боровский и Верейский были связаны подчиняющими договорами. Тогда же состоялось официальное посвящение Ионы в митрополиты церковным Собором; в послании, извещавшем об этом, Иона заклинает всех, кто еще не перешел на сторону Василия II, бить челом восстановленному великому князю под угрозой церковного отлучения. В 1449 г., когда Шемяка вновь выступил против Василия II, поход московских войск носил характер почти крестового: с великим князем шли митрополит и епископы. В 1450 г. Шемяка был окончательно обессилен под Галичем и бежал в Великий Новгород. Оттуда в 1452 г. он сделал вылазку, кончившуюся неудачей. В 1453 г. он внезапно скончался. По некоторым признакам, может считаться правдоподобной версия об отравлении его московскими соперниками.
Можайский князь бежал в Литву, а сам Можайск присоединен к Москве в 1454 г. Спустя два года то же случилось с князем Боровским. Дошла очередь и до Великого Новгорода; новгородские войска потерпели поражение, Новгород был приведен к покорности великому князю на небывало тяжелых условиях: 10-тысячная контрибуция, отмена вечевых грамот («вечным грамотам не быти»), замена новгородской печати печатью великого князя. Это было началом конца новгородской самостоятельности. О степени раздражения новгородцев можно судить по тому, что в один из приездов Василия Васильевича в Новгород (в 1460 г.) на вече обсуждался вопрос об убиении великого князя. В 1458–1459 гг. вынуждена была «добить челом на всей воле великого князя» и Вятка, в усобице 1430-х гг. стоявшая на стороне Юрия и его сыновей. В 1450-х же гг. князь Рязанский поручил свое княжество и сына московской опеке, выразившейся в посылке туда наместников. Результаты княжения Василия II можно характеризовать как ряд крупных успехов: увеличение территории московского великого княжения, независимость и новая формулировка задач Русской Церкви, обновленная идея московского самодержавия и внутренне упроченная власть великого князя. В 1450 г. Иван, старший сын Василия Темного, был определен соправителем; его имя встречается на государственных грамотах. Все это ростки, пышным цветом распустившиеся в княжение Ивана III. Василий Васильевич Темный умер 27 марта 1462 г. от сухотной болезни. Женатый на княжне Марии Ярославне с 1433 г., он имел детей: Юрия (умер до 1462 г.), Ивана, Юрия, Андрея Большого, Семена, Бориса, Андрея Меньшого и дочь Анну, бывшую замужем за князем Рязанским Василием Ивановичем.
Если отойти от исторических жизнеописаний и обратить свой взор на предмет нашего повествования – Ходынское поле, то нужно признать, что оно просто изобилует примерами своей причастности к великим историческим событиям. И хотя в течение долгого времени это было лишь незастроенное пространство, где располагались пахотные земли ямщиков Тверской слободы, уже в начале XVII в. войска царя Василия Шуйского сразились здесь с отрядами «тушинского вора» Лжедмитрия II. Бой 5 июля 1609 г. красочно описан у великого историка М.Н. Карамзина: «Московские воины превзошли себя в блестящем мужестве, сражаясь, как еще не сражались дотоле с тушинскими злодеями, одолели, гнали их до Ходынки и взяли 700 пленников». Это было ответом на недавние тяготы и поражения, когда польские отряды вместе с Лжедмитрием II подступали все ближе к столице: 1 мая 1608 г. Самозванец разбил под Болховом русское войско и обосновался в подмосковном Тушине. Правительство Шуйского и его семья оказались в Москве в осаде. Резко выросли цены на хлеб. Ряд центральных районов страны (Рязань, Арзамас) объявили себя согласными быть «под рукой» второго Лжедмитрия, надеясь, что это принесет облегчение. Шуйскому стало ясно, что дипломатическим путем отряды Самозванца уже не вывести. Поэтому в феврале 1609 г. он принял решение заключить в Новгороде (Псков уже успел присягнуть Лжедмитрию) договор со Швецией, по которому за наем шведских войск уступал ей часть русской территории (Корелу, или Кексгольм, с уездом). Часть северорусских земель, в особенности Вологда, уже сделали ставку на Лжедмитрия, и поступление собранных на тех территориях налогов, товаров заморской торговли через Архангельск и сибирской меховой казны означало бы немедленный финансовый крах правительства Шуйского. Василий был поставлен перед необходимостью не выпустить из-под своего контроля назревавшее в стране с конца 1608 г. стихийное народно-освободительное движение против интервентов. В конце зимы 1609 г. он назначил командующим войсками на подступах к столице своего племянника – воеводу кн. М.В. Скопина-Шуйского, пользовавшегося доверием и уважением в войсках и участвовавшего в переговорах со шведами о предоставлении военной помощи в борьбе с поляками. В 1609 г. племянник Василия Шуйского освободил поволжские города, в марте 1610 г. снял блокаду столицы, освободив север и большую часть Замосковного края от войск «тушинского вора» Лжедмитрия II и его союзников-поляков. Но рост его популярности вызвал у царя опасения за судьбу трона. По слухам, Василий Шуйский распорядился отравить племянника, что и было исполнено женой брата царя Екатериной Скуратовой-Шуйской.
Гибель родственника не принесла счастья и успеха царю Василию. 24 июня 1610 г. его войско потерпело поражение под Клушиным от численно превосходившей его и агрессивно настроенной польской армии под командованием Сигизмунда III. Неудачи Василия Шуйского в борьбе с интервентами, недовольство дворян и части бояр территориальными
В 1775 г. Екатерина II пожелала отпраздновать в Москве окончание войны с Турцией и заключение весьма выгодного для России Кючук-Кайнарджийского мира. Для празднования было избрано «преобширное поле, Ходынкою называемое», где, по свидетельству самой императрицы, побывало 60 тыс. чел., которые «веселились, как только можно». И «несмотря на такое стечение, все обошлось без малейшего приключения и при всеобщем веселии и наслаждении». В России издавна существовала традиция устраивать народные гулянья при вступлении на трон русских царей, которые всегда, даже когда столицей России стал Петербург, короновались в Москве. На Ходынском поле гулянья проходили, в частности, во время коронаций Александра II и Александра III. А в конце XIX столетия праздничному гулянью в честь коронации императора Николая II суждено было превратиться в ужасную катастрофу... Правда, само место трагедии находилось не там, где мы привыкли сегодня видеть Ходынское поле, а в районе современного 1-го Боткинского проезда, недалеко от станции метро «Динамо».
В начале XIX в. в Москве было создано Общество конской скачки. По указу Сената в 1831 г. оно получило 120 десятин земли на Ходынском поле, и в 1834 г. здесь открылся ипподром. В конце XIX в., в связи с введением тотализатора, для зрителей были построены капитальные трибуны в неоклассическом стиле, просуществовавшие до пожара 1949 г. В 1950-е гг. ипподром был реконструирован по проекту архитектора И.В. Жолтовского.
В начале XX вв. Ходынское поле использовалось городскими властями для организации крупных выставок. Самой известной была Всероссийская художественно-промышленная выставка 1882 г., послужившая «выражением громадного прогресса во всех отраслях человеческого знания». На выставке демонстрировались картины Айвазовского, Верещагина, Ге , Перова, Поленова. Отдельные павильоны занимали известные крупные фирмы. Особой популярностью пользовался «фарфоровый» павильон Кузнецовых. История этой семьи весьма примечательна, хотя своими корнями уходит в недалекое прошлое. Некий заводчик, Сидор Терентьевич Кузнецов, закрыв завод в Коротково, перевел мастеров в Дулево. Кроме этого предприятия, Кузнецов-младший имел в Риге фарфоро-фаянсовый завод, где велось массовое производство столовой и чайной посуды. Трудились здесь мастера из Гжели. Владения свои Сидор Кузнецов исподволь готовился передать своему сыну Матвею. Деловую жилку он прививал ему с детства: наукам Матвея обучали дома. В 15 лет отец отрядил наследника в Ригу изучать тонкости фарфорового дела и управления производством. К домашнему образованию Матвей добавил в Риге курс коммерческого училища. Женился Матвей в 19 лет, впоследствии став счастливым отцом семерых сыновей и одной дочери. Главной своей целью он считал объединение всех частных фарфоровых заводов России. Однако не так просто было сломить преуспевающих конкурентов. В Тверской губернии работало прекрасное предприятие А.Я. Ауэрбаха, где на работах было занято 7 тыс. чел. Порой там создавались неповторимые произведения. Особенно хороши, по мнению знатоков, были столовые приборы, изукрашенные растительным орнаментом: открой крышку супницы – и на дне заколышутся листья клена или дуба. Взлетом творчества художников стал сервиз для царского дворца в Твери. Матвею удалось купить этот завод, и он сразу же начал перестраивать его. Число рабочих удвоилось. Ко второй половине XIX в. Матвей Кузнецов стал крупнейшим поставщиком фарфора, фаянса, майолики и других видов изделий на мировом рынке.
Кузнецовы работали из поколения в поколение с нарастающим упорством. Матвею Кузнецову принадлежало уже 18 лучших предприятий России. В 1889 г. было учреждено «Товарищество производства фарфоровых и фаянсовых изделий М.С. Кузнецова» с правлением в Москве. Однако окончательная цель еще не была достигнута. Костью в горле Матвея торчало знаменитое предприятие Ф. Гартнера. Купец Френсис Яковлевич Гартнер прибыл в Россию из Англии еще в 1746 г. В селе Вербилки на землях князя Урусова он наладил фарфоровое дело. Его столовая посуда с росписью в светло-зеленых и серо-зеленых тонах в сочетании с красным или светло-желтым славилась по всей Европе и конкурировала с изделиями саксонских мастеров. И вдруг дела Гартнера пошли неважно. Ходили слухи, что не обошлось без козней М. Кузнецова. Та к ли это или нет, но в апреле 1892 г. гартнеровский завод стал его собственностью. Матвея спрашивали: «Как вам удалось зарезать самого Гартнера?» – а он раскатисто хохотал и отшучивался: «Сначала дед мой топором зарубил купца, а с ножом уже легче, Гартнер даже не пискнул». И так излагал историю предка, что в нее уже никто не верил. Вышибал клин клином. Завод Гартнера обошелся в 238 тыс. руб. Вместе с ним «Товариществу» отошли 300 десятин земли. За 5 тыс. были куплены все фабричные модели, формы, рисунки, образцы. Приобретя завод и земли, Кузнецов купил и громкую марку Гартнера вместе с товарным знаком. Был даже заключен особый договор, согласно которому Кузнецов имел право ставить на изделиях, вывесках, счетах герб и фирменный знак бывшего владельца, его награды и медали выставок.
Вот так Кузнецов стал монополистом фарфорового производства. На его долю теперь приходилось две трети всех изделий. Особенно популярными стали изразцы для печей, при изготовлении которых соблюдался стиль древнерусского лубка. Такие печи превратились в подлинные произведения искусства, стали украшениями домов. «Товарищество» торговало не только на 12 российских ярмарках, но и в Персии, Турции, в балканских странах. На Ближнем Востоке кузнецовский фарфор вытеснил изделия европейских поставщиков. Газета «Варшавский дневник» по случаю открытия магазина Кузнецова в 1886 г. писала: «Чем же объясняется такое широкое развитие фарфоро-гончарного производства, которому высокопочтенный Матвей Сидорович посвятил всю свою энергию и деятельность?.. Тем, прежде всего, что светлый самородный практический ум Матвея Сидоровича понял и оценил, какого высокого знания заслуживает эта отрасль промышленности, в которой ремесло соединяется с искусством и в которой нельзя уйти вперед и отличиться, если при совершенном знании технической части нет изящного вкуса, свойственного артистам».
О тех темпах, какими развивалась отрасль, можно судить по заводу в Дулево: если в 1866 г. его оборот составлял 115 200 руб., то в 1884 г. вырос до 500 000. В начале XX в. здесь было 8 печей для обжига посуды, три паровые машины мощностью 530 лошадиных сил, двадцать муфельных печей; число рабочих достигало 2335 человек. Когда пустили Нижегородскую железную дорогу, завод оказался на оживленной магистрали всего в 8 верстах от станции Дрезна, и это дало Кузнецову новые возможности. Дулевские изделия некогда считались одними из лучших в Европе. Успех обеспечивался за счет исходного материала высшего сорта и специальной обработки массы. Суть заключалась в том, что глина на протяжении целого года содержалась в подвалах, где проходила процесс «летования», т.е. обретения пластичности под атмосферным воздействием. Другой секрет – топливо. Им был торф, сезон добычи которого надо было непременно закончить до 20 июля. Тот, что брался позже, не успевал хорошо просохнуть и в дело не годился. Главный успех к Кузнецову пришел потому, что со своими изделиями он появился в каждом доме. Для крестьян у него товар был дешевый, не очень броский; горожане скупали сервизы средней цены, но по росписи похожие на дорогие «дворянские». Кроме того, выпускалась посуда «трактирная», для ресторанов, – ну и, конечно, очень дорогие наборы для знати. При этом Матвей Кузнецов глаз не спускал с мирового рынка. В 1910 г. фирма «Фор» выпустила во Франции автоматы для формовки кофейных и чайных чашек с толстыми небьющимися стенками. Кузнецов тут же закупил партию этих автоматов и установил в Дулеве, а потом в Гжели. На исходе XIX в. в Европе фарфор старались не раскрашивать, а наносить рисунок переводными картинками. И эту новинку Кузнецов быстро освоил на своих заводах, наладив производство собственных переводных картинок 900 наименований. Ему удалось вытеснить с рынков Персии, Афганистана, Монголии и других стран Азии фарфор из Англии, Германии и Франции.