Москва мистическая
Шрифт:
Были вытряхнуты все рваные одежки. Подняты загаженные матрасы. Пересчитаны все рогожки.
Ничего!
Разломана мебель с кроватями. Подняты полы. Вскрыты потолочные перекладины.
Ничего!!
Подвал уже напоминал поле боя после ожесточеннейшего сражения. Любопытные валили валом, дабы посмотреть на результаты поисков.
А наследнички вскрыли подоконники. Разрушили печку и трубы. Разломали стены.
Ничего!!!
Тогда принялись писать слезные прошения в банки и другие возможные места денежных залогов и вкладов, умоляя проверить, не оставлял ли покойный Кузьма им что-то на хранение. В конце концов подключилась полиция. Составилось
Пять лет еще искали. Ничего так и не нашли. Куча денег ушла на «бумажную кумпанию» – сами-то наследники неграмотными были, приходилось для любой бумажки писарей нанимать.
Наконец решили плюнуть. И вот тут-то и сыскалась за иконкой записка, написанная дрожащей Кузиной рукой. Завалилась она в щель между иконой и киотом, вот ее и не видно было.
Наследники тут же вызвали пристава. Тот и прочел бумажку. А там сказано:
«Что, нашли?! Запилили вы меня до смерти! Теперь-то мне хорошо. А вы что нашли, то себе и берите!»
Выходит, надул всех Кузьма, посмеялся напоследок. И не на заработки уходил он из дома, а в дальние трактиры шастал, чтоб напиваться всласть, не боясь, что жена сыщет и опять пилить станет.
Забавная история. Только вот не прошло и месяца после того, как сыскалась последняя записка Кузьмы, стал он являться на улицах и переулках Таганки. Сам весь сизый, глазки-щелочки с перепоя, но усмехающиеся. Как увидит пьянчужку, подойдет и скажет:
– Хватит – домой ступай!
И такой холод от Кузьмы идет, и так страшно от его хриплого голоса становится, что пьяницы его слушаются. А кто не слушается, так Кузьма грозит:
– Бросай пить, или я тебе мозги-то вправлю!
И взгляд у Сизого Кузьмы такой страшный, что мужики частенько вообще бросали пить после встречи с таким призраком.
Получается, что после смерти горький пьяница, поиздевавшись над домашними, вдруг понял, что питие-то грех. Вот и пытается загладить свою вину, отваживая от пьянки живых.
Что ж, занятие доброе. Хотя, конечно, привидением в городе жить трудновато. Но Кузьма справляется. До сих пор по Таганке бродит, пьянчужкам мозги вправляет.
Так что если у вас кто в семье пьет, можно отвезти его на Таганку да и пустить в толпу. Говорят, Кузьма даже днем появляется, если надобность в нем есть.
Веселый покойник
Переулок Последний, ранее Мясной, № 22, район Сретенки, Сухаревки, Трубной площади и другие подходящие места
Все, Александр Герцович,
Заверчено давно,
Брось, Александр Скерцович,
Чего там! Все равно…
Жил Александр Герцович…
Один из старых редакторов журнала «Крокодил» (было в советское время такое легендарнейшее сатирическое издание) в 80-х годах прошлого, ХХ века лично составил собственный некролог, над которым хохотала вся редакция. Текста конечно же по прошествии лет никто не упомнил, но запомнился странный наказ: «Главное, позовите тамадой на сие застолье весельчака Горьева. ОН все сделает по высшему разряду».
Слово «ОН» именно так и было напечатано большими буквами на пишущей машинке. Почему большими и кто такой Горьев, мало кто знал. Ну а поскольку «некролог» был зачитан на каком-то веселом застолье, где все присутствующие
А зря! Старый редактор знал, кого вспоминал.
Юморист-сатирик Горьев (имя-отчество, к сожалению, не сохранилось) жил в Москве во второй половине XIX века. В молодости, еще будучи петербуржцем, он стал сотрудничать с журналом «Весельчак», выходящим с 1 февраля 1858 года. На первой же странице этого издания было указано: «Журнал всяких разных странностей, светских, литературных, художественных и иных». Главным редактором стал знаменитый тогда юморист О.И. Сенковский, писавший под псевдонимом Иван Иванов, сын Хохотенко-Хлопотунов-Пустяковский. Цель издания тоже была опубликована на первой же странице журнала: «Приходите смеяться с нами, смеяться над нами, над ними, над собой, над всем и обо всем смеяться, лишь бы только не скучать».
Постоянно писать для журнала согласились граф Соллогуб, Н. Кукольник, Бенедиктов; другие «наши великие смехотворцы и знаменитые острословы тоже изъявили готовность содействовать великому делу проявления народного русского смеха».
Одним словом, Горьев оказался в блестящей компании. Вся пишущая братия частенько собиралась вместе и тут же придумывала себе праздник. Для этого годился любой повод – лишь бы покутить. Жаль только, что кутили недолго. Уже на следующий, 1859 год выяснилось, что юмор, а тем паче сатира – дело неблагодарное. Тираж падал, благотворителей не сыскалось, цензура свирепствовала, и журнал пришлось закрыть.
Свои литературные опусы Горьев не сумел пристроить в другие издания, ну и плюнул на литературную карьеру. Занял место директора какого-то страхового общества, но заветов «Весельчака» не забыл. Ежемесячно собирал друзей-приятелей на веселые кутежи и, как тогда говорили, «вспрыски». Время пролетало весело, однако доходы страхового общества никак не повышались. Так что через некоторое время учредители общества вызвали Горьева на ковер. Все были уверены, что он постарается принять выволочку к сведению и возьмется за ум. Но балагур Горьев не стал «грузиться прощеньями», а взял да и подал в увольнение с поста директора.
Ну а чтобы ничего не напоминало об инциденте, Горьев вообще переменил место жительства – перебрался из Петербурга в Москву. Снял квартиру в доме в Мясном переулке (между Трубной улицей и Сретенкой), ну а в 1886 году переехал в только что построенный доходный дом № 22. Переулок этот в XVIII веке назывался Последним, поскольку когда-то был последним от центра по нечетной стороне улицы Сретенки. В XIX веке его переименовали в Мясной, поскольку тут обосновались мясные склады, которые городские власти не впустили в центр. Конечно, место было не престижным, да и запашок от протухающего мяса давал себя знать. Но для неунывающего Горьева место вполне подходило. Дело в том, что он еще в Петербурге пристрастился к занятию, не слишком одобряемому обществом, – к спиритизму, по-русски называемому столоверчением. В Москве же Горьев окунулся в мир магии с удвоенной силой. В его квартиру, невзирая на «нелепотные запахи», приходило множество народу – медиумы и желающие вызвать духов, сочувствующие новому оккультному направлению и просто любопытствующие зеваки. И надо сказать, что, вызывая духов, Горьев не забывал и о старой традиции «Весельчака» – кутить и вспрыскивать. Немудрено, что гостей в его квартире собиралось все больше и больше. Кому ж неохота вспрыснуть на дармовщинку?!