Сидел рыбак весёлыйНа берегу реки;И перед ним по ветруКачались тростники.Сухой тростник он срезалИ скважины проткнул;Один конец зажал он,В другой конец подул.И будто оживлённый,Тростник заговорил –То голос человекаИ голос ветра был.И пел тростник печально:«Оставь, оставь меня;Рыбак, рыбак прекрасный,Терзаешь ты меня!И я была девицей,Красавица была,У мачехи в темницеЯ некогда цвела.И много слёз горючихНевинно я лила;И раннюю могилуБезбожно я звала.И был сынок любимецУ мачехи моей,Обманывал красавиц,Пугал честных людей.И раз пошли под вечерМы на берег крутой,Смотреть на сини волны,На запад золотой.Моей любви просил он…Любить я не могла,И деньги мне дарил он, –Я денег не брала;Несчастную сгубил он,Ударил в грудь ножом,И здесь мой труп зарыл онНа берегу крутом;И над моей могилойВзошёл тростник большой,И в нём живут печалиДуши моей младой.Рыбак, рыбак прекрасный,Оставь же свой тростник.Ты мне помочь не в силах,А плакать
не привык».1832
«Синие горы Кавказа, приветствую вас!..»
Синие горы Кавказа, приветствую вас!вы взлелеяли детство моё;вы носили меня на своих одичалыххребтах,облаками меня одевали,вы к небу меня приучили,и я с той поры всё мечтаю об васда о небе.Престолы природы, с которых как дымулетают громовые тучи,кто раз лишь на ваших вершинахТворцу помолился,тот жизнь презирает,хотя в то мгновенье гордился он ею!..Часто во время зари я глядел на снегаи далёкиельдины утёсов;они так сияли в лучах восходящегосолнца,и в розовый блеск одеваясь, они,между тем как внизу всё темно,возвещали прохожему утро.И розовый цвет их подобился цвету стыда:как будто девицы,когда вдруг увидят мужчину купаясь,в таком уж смущеньи,что белой одежды накинуть на грудьне успеют.Как я любил твои бури, Кавказ!те пустынные громкие бури,которым пещеры как стражи ночейотвечают!..На гладком холме одинокое дерево,ветром, дождями нагнутое,иль виноградник, шумящий в ущелье,и путь неизвестный над пропастью,где, покрываяся пеной,бежит безымянная речка,и выстрел нежданный,и страх после выстрела:враг ли коварный иль просто охотник…всё, всё в этом крае прекрасно.Воздух там чист, как молитва ребёнка;И люди как вольные птицы живутбеззаботно;Война их стихия; и в смуглых чертахих душа говорит.В дымной сакле, землёй иль сухимтростникомПокровенной, таятся их жёны и девыи чистят оружье,И шьют серебром – в тишине увядаяДушою – желающей, южной, с цепямисудьбы незнакомой.1832
«Москва, Москва!.. люблю тебя, как сын…»
Москва, Москва!.. люблю тебя, как сын,Как русский, – сильно, пламенно и нежно!Люблю священный блеск твоих сединИ этот Кремль, зубчатый, безмятежный.Напрасно думал чуждый властелинС тобой, столетним русским великаном,Помериться главою и обманомТебя низвергнуть. Тщетно поражалТебя пришлец; ты вздрогнул – он упал!Отрывок из поэмы «Сашка».1835–1836
Русалка
1
Русалка плыла по реке голубой,Озаряема полной луной;И старалась она доплеснуть до луныСеребристую пену волны.
2
И шумя и крутясь колебала рекаОтражённые в ней облака;И пела русалка – и звук её словДолетал до крутых берегов.
3
И пела русалка: «На дне у меняИграет мерцание дня;Там рыбок златые гуляют стада,Там хрустальные есть города;
4
И там на подушке из ярких песков,Под тенью густых тростников,Спит витязь, добыча ревнивой волны,Спит витязь чужой стороны.
5
Расчёсывать кольца шелковых кудрейМы любим во мраке ночей,И в чело [12] , и в уста мы, в полуденный час,Целовали красавца не раз.
6
Но к страстным лобзаньям [13] , не знаю зачем,Остаётся он хладен и нем;Он спит, – и, склонившисьна перси [14] ко мне,Он не дышит, не шепчет во сне!..»
12
Чело – лоб (устар.).
13
Лобзанье – поцелуй (устар.).
14
Перси – грудь (устар.).
7
Так пела русалка над синей рекой,Полна непонятной тоской;И, шумно катясь, колебала рекаОтражённые в ней облака.1836
Еврейская мелодия
(Из Байрона)
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!Вот арфа золотая;Пускай персты твои, промчавшися по ней,Пробудят в струнах звуки рая.И если не навек надежды рок унёс,Они в груди моей проснутся,И если есть в очах застывших капля слёз –Они растают и прольются.Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,Мне тягостны веселья звуки!Я говорю тебе: я слёз хочу, певец,Иль разорвётся грудь от муки.Страданьями была упитана она,Томилась долго и безмолвно;И грозный час настал – теперь она полна,Как кубок смерти, яда полный.1836
«Великий муж! Здесь нет награды…»
Великий муж! Здесь нет награды,Достойной доблести твоей!Её на небе сыщут взгляды,И не найдут среди людей.Но беспристрастное преданьеТвой славный подвиг сохранит,И, услыхав твоё названье,Твой сын душою закипит.Свершит блистательную тризнуПотомок поздний над тобойИ с непритворною слезойПромолвит: «Он любил отчизну!»1836
«Посреди небесных тел…»
Посреди небесных телЛик луны туманный:Как он кругл и как он бел,Точно блин с сметаной.Кажду ночь она в лучахПуть проходит млечный:Видно, там, на небесах,Масленица вечно!1836
1837–1841
Бородино
– Скажи-ка, дядя, ведь недаромМосква, спалённая пожаром,Французу отдана?Ведь были ж схватки боевые,Да, говорят, ещё какие!Недаром помнит вся РоссияПро день Бородина!– Да, были люди в наше время,Не то, что нынешнее племя:Богатыри – не вы!Плохая им досталась доля:Не многие вернулись с поля…Не будь на то Господня воля,Не отдали б Москвы!Мы долго молча отступали,Досадно было, боя ждали,Ворчали старики:«Что ж мы? на зимние квартиры [15] ?Не смеют, что ли, командирыЧужие изорвать мундирыО русские штыки?»И вот нашли большое поле:Есть разгуляться где на воле!Построили редут [16] .У наших ушки на макушке!Чуть утро осветило пушкиИ леса синие верхушки –Французы
тут как тут.Забил заряд я в пушку тугоИ думал: угощу я друга!Постой-ка, брат мусью [17] !Что тут хитрить, пожалуй к бою;Уж мы пойдём ломить стеною,Уж постоим мы головоюЗа родину свою!Два дня мы были в перестрелке.Что толку в этакой безделке?Мы ждали третий день.Повсюду стали слышны речи:«Пора добраться до картечи [18] !»И вот на поле грозной сечи [19]Ночная пала тень.Прилёг вздремнуть я у лафета [20] ,И слышно было до рассвета,Как ликовал француз.Но тих был наш бивак [21] открытый:Кто кивер [22] чистил весь избитый,Кто штык точил, ворча сердито,Кусая длинный ус.И только небо засветилось,Всё шумно вдруг зашевелилось,Сверкнул за строем строй.Полковник наш рождён был хватом [23] :Слуга царю, отец солдатам…Да, жаль его: сражён булатом,Он спит в земле сырой.И молвил он, сверкнув очами:«Ребята! не Москва ль за нами?Умрёмте ж под Москвой,Как наши братья умирали!»И умереть мы обещали,И клятву верности сдержалиМы в Бородинский бой.Ну ж был денёк! Сквозь дым летучийФранцузы двинулись, как тучи,И всё на наш редут.Уланы [24] с пёстрыми значками,Драгуны [25] с конскими хвостами,Все промелькнули перед нами,Все побывали тут.Вам не видать таких сражений!..Носились знамена, как тени,В дыму огонь блестел,Звучал булат, картечь визжала,Рука бойцов колоть устала,И ядрам пролетать мешалаГора кровавых тел.Изведал враг в тот день немало,Что значит русский бой удалый,Наш рукопашный бой!..Земля тряслась – как наши груди;Смешались в кучу кони, люди,И залпы тысячи орудийСлились в протяжный вой…Вот смерклось. Были все готовыЗаутра бой затеять новыйИ до конца стоять…Вот затрещали барабаны –И отступили басурманы.Тогда считать мы стали раны,Товарищей считать.Да, были люди в наше время,Могучее, лихое племя:Богатыри – не вы.Плохая им досталась доля:Не многие вернулись с поля,Когда б на то не Божья воля,Не отдали б Москвы!1837
15
Зимние квартиры – в старину в зимнее время войска отходили в тыл для пополнения, переобмундирования и размещались в домах («на квартирах») у мирного населения. Существовала так называемая квартирная повинность, обязывающая жителей предоставлять жильё для солдат.
16
Редут – полевое оборонительное сооружение, обычно четырёхугольное, с земляным валом и рвом.
17
Мусью – месье (искаж.), вежливое обращение к мужчине во Франции.
18
Картечь – артиллерийский снаряд, заполненный крупными пулями или небольшими ядрами.
19
Сеча – битва, сражение (устар.).
20
Лафет – станок, на котором закрепляют артиллерийское орудие.
21
Бивак – лагерь, место расположения войск на отдых под открытым небом.
22
Кивер – высокий военный головной убор.
23
Хват – удалец.
24
Уланы – лёгкая кавалерия, вооружённая саблями и пиками. На пиках укреплялись небольшие флажки.
25
Драгуны – кавалеристы, обученные сражаться не только в конном, но и в пешем сражении. На касках у них укреплялись конные хвосты.
Смерть поэта
Отмщенья, государь, отмщенья!Паду к ногам твоим:Будь справедлив и накажи убийцу,Чтоб казнь его в позднейшие векаТвой правый суд потомству возвестила,Чтоб видели злодеи в ней пример.Погиб поэт! – невольник чести –Пал, оклеветанный молвой,С свинцом в груди и жаждой мести,Поникнув гордой головой!..Не вынесла душа поэтаПозора мелочных обид,Восстал он против мнений светаОдин, как прежде… и убит!Убит!.. к чему теперь рыданья,Пустых похвал ненужный хорИ жалкий лепет оправданья?Судьбы свершился приговор!Не вы ль сперва так злобно гналиЕго свободный, смелый дарИ для потехи раздувалиЧуть затаившийся пожар?Что ж? веселитесь… – он мученийПоследних вынести не мог:Угас, как светоч, дивный гений,Увял торжественный венок.Его убийца хладнокровноНавёл удар… спасенья нет:Пустое сердце бьётся ровно.В руке не дрогнул пистолет.И что за диво?.. издалёка,Подобный сотням беглецов,На ловлю счастья и чиновЗаброшен к нам по воле рока;Смеясь, он дерзко презиралЗемли чужой язык и нравы;Не мог щадить он нашей славы;Не мог понять в сей миг кровавый,На что он руку поднимал!..И он убит – и взят могилой,Как тот певец, неведомый, но милый,Добыча ревности глухой,Воспетый им с такою чудной силой,Сражённый, как и он, безжалостной рукой.Зачем от мирных нег и дружбыпростодушнойВступил он в этот свет, завистливыйи душныйДля сердца вольного и пламенныхстрастей?Зачем он руку дал клеветникамничтожным,Зачем поверил он словам и ласкамложным,Он, с юных лет постигнувший людей?..И прежний сняв венок, – они венецтерновый,Увитый лаврами, надели на него:Но иглы тайные суровоЯзвили славное чело;Отравлены его последние мгновеньяКоварным шёпотом насмешливых невежд,И умер он – с напрасной жаждой мщенья,С досадой тайною обманутых надежд.Замолкли звуки чудных песен,Не раздаваться им опять:Приют певца угрюм и тесен,И на устах его печать.А вы, надменные потомкиИзвестной подлостью прославленных отцов,Пятою рабскою поправшие обломкиИгрою счастия обиженных родов!Вы, жадною толпой стоящие у трона,Свободы, Гения и Славы палачи!Таитесь вы под сению закона,Пред вами суд и правда – всё молчи!..Но есть и Божий суд, наперсники разврата!Есть грозный суд: он ждёт;Он недоступен звону злата,И мысли и дела он знает наперёд.Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:Оно вам не поможет вновь,И вы не смоете всей вашей чёрной кровьюПоэта праведную кровь!1837
«Я не хочу, чтоб свет узнал…»
Я не хочу, чтоб свет узналМою таинственную повесть:Как я любил, за что страдал, –Тому судья лишь Бог да совесть!..Им сердце в чувствах даст отчёт,У них попросит сожаленья;И пусть меня накажет тот,Кто изобрёл мои мученья.Укор невежд, укор людейДуши высокой не печалит, –Пускай шумит волна морей,Утёс гранитный не повалит;Его чело меж облаков,Он двух стихий жилец угрюмый,И, кроме бури да громов,Он никому не вверит думы…1837