Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание
Шрифт:
— «Так ведь они знали! — вдруг с ужасом осознал Елисей, — Знали, что я вскрою сумку!».
Он побежал в комнату, увидел на полу конверт и схватил его. Зрачки его тряслись, как две вот-вот готовые сорваться сливы на ветру. Он увидел, что никакой надписи, касающейся его права открыть сумку, нет. На конверте не было вообще никакой надписи. Он был совершенно чист.
— Дела… — выдохнул он сипло.
Лицо его сделалось серым, как дорожный асфальт, на негнущихся ногах добрел он до кухни, вставил в губы сигарету и прикурил желтый фильтр. Вдохнув, зловонного дыма Елисей закашлялся, сплюнул в раковину и туда же зашвырнул испорченную сигарету. Нужно было что-то решать, и он решил никому не говорить о том, что с ним произошло, отнести сумку куда было велено, и этим самым разрешить загадку. Из головы не выходил только загадочный
Елисей решил напиться.
Задурманить сознание, как это делает большая часть населения страны, отчаявшаяся что-либо изменить в своей жизни. Он налил первую и, сморщившись выпил из пластмассового стаканчика, проглотив вдогонку попахивающей жженым сахаром жидкости, кислый желтый кружок.
Тут же он налил следующую и уже разомкнул было губы, дабы влить внутрь водку, как за его стол, совершенно без приглашения, присел незнакомец в сером пиджаке и уставился Елисею Никаноровичу прямо в рот, будто бы проверяя все ли зубы у того не месте. Однако Елисей, хоть и возмутился столь наглому взгляду, все-таки завершил начатое движение и наполнил себя второй порцией алкоголя. В этот раз закусывать он не стал, а тревожно посмотрев на незнакомца, глухо спросил.
— Чего?
Незнакомец, вскинул бровь, также легко как штангист приподнял бы годовалого щенка и удивленно осведомился.
— Водку пьете?
— Пью, — подтвердил Елисей, которому вопрос показался наглым и глупым, — Налить?
— Налейте, — согласился тот и как по волшебству извлек из внутреннего кармана пиджака, точно такой же пластиковый стаканчик как у Елисея. На вид непрошенному гостю было лет тридцать пять — сорок. Голубыми, пронзительными глазами, на которые спадала непослушная светлая челка, он словно пытливый экспериментатор наблюдал за Елисеем. Было в его взгляде что-то непростительно наглое, бесцеремонное.
Нистратов, глядя в упор на нахала, небрежно наполнил тому до краев, и с грохотом поставил бутылку на стол. Незнакомец взял свой стаканчик, неспешно поднес к губам и медленно выпил, аристократически отогнув мизинец на котором блеснул черным камнем красивый перстень. Нистратов, проследив как исчез его алкоголь во чреве, нисколько не отреагировавшего на дрянное поило человека, почему-то подумал что перстень на его пальце очень дорогой и в нем воспылало чувство несправедливости. Наглец носит такую роскошь, и осмеливается подсаживаться за чужой стол ради халявы. Впрочем, тут же Елисей подумал, что очень может статься, следующим платить будет как раз обладатель перстня, и напиток, возможно, будет более благородным.
— Неплохо! — заключил нежданный собутыльник, и будто прочитав мысли Елисея добавил, — Но позвольте и мне угостить вас?
Он поднял руку, приглашая официантку, и когда та подошла, заказал самый дорогой коньяк, что имелся в баре и закуски к нему. Елисей от таких действий опешил, вообразив себе, что мысли его как общедоступный журнал, может прочесть всякий, кому вздумается. Он насторожился, и старательно стал ни о чем не думать. Но это у него не получалось. И снова в голове всплыл отчего-то омерзительный хвост мага, торчащий из-под рясы, коричневым извивающимся жалом. Тем временем официантка принесла графин с золотистым содержимым, две рюмки, сверкающие перламутром, и тарелочку с миниатюрными тарталетками, начиненными красной икрой. Аккуратно выставив все это богатство на стол, она обольстительно улыбнулась и развернувшись, медленно поплыла сквозь сизую пелену табачного дыма к причалу бара, так что бы вся притягательность ее женских форм, обтянутых белой блузкой и сиреневой юбочкой, впечаталась расточительным клиентам в самую глубину.
— Ну а что вы, любезный, думаете по поводу самолета? — поинтересовался незнакомец, разливая коньяк в матовые, будто из дыма отлитые рюмочки.
— Самолет? — удивился Елисей, — Какой еще самолет?..
САМОЛЕТ
Боинг 737,
Теория его была такова:
Когда-то давно, миллионы лет назад, некая цивилизация, спасаясь от галактической катастрофы, выбрала убежищем своим Землю, лишь только потому, что та находилась на подходящем расстоянии от Солнца. Они-то и создали моря и реки, горы и озера, засеяли равнины, вырастили джунгли. И всю фауну на планету завезли тоже они. Шли столетия, галактические переселенцы плодились и умирали. Поколения сменяли друг друга а потом, конечно же, случилась катастрофа погубившая почти всех, а те кто выжил, с течением времени все начисто забыли о своих великих предках. Они расселились по всей земле, и возникла новая цивилизация, потерявшая большую часть всех своих знаний.
Люди, в понимании Иващенко были детьми звезд!
Кто в свою очередь создал ту, спасшуюся бегством цивилизацию второй пилот не знал, мало того даже не озадачивался таким вопросом. Однако в свою версию летчик верил до глубины души.
Божественное никак не вписывалось в теорию Иващенко. Он никак не мог сопоставить библейские трактаты о сотворении мира с реальностью жизни. Библия для него походила скорее на сказку, о вечном противоборстве добра со злом. Став пилотом, Степан Иващенко сам лично убедился, что на небесах царства божьего нет, а есть только атмосферные слои, воздушные ямы и низкая температура, абсолютно несопоставимая с условиями, при которых мог бы произрастать восславленный Библией райский сад. Минус шестьдесят и белые перья облаков, вот и все чем могло похвастаться небо на высоте десяти тысяч метров.
— Искупаться то успеем? — поинтересовался Степан у капитана, заранее зная, что ответ будет положительным.
— Успеем, — улыбнулся Константин Савельевич.
— Сейчас говорят море под двадцать восемь градусов.
— Да ну?
— Точно!
Константин Савельевич Пыжников, пятидесятилетний капитан, недавно успешно прошедший переподготовку в США на пилота Боинг 737, и теперь уверенно чувствовавший себя за штурвалом недавно закупленного одного из трех крылатых красавцев, посмотрел на второго пилота и хотел было сказать, что времени у них будет навалом, до самой ночи, что накупаются они будь здоров… Как вдруг увидел позади Иващенко, за стеклом бокового обзора нечто невероятное.
Он распахнул глаза, выкатив их двумя грецкими орехами из орбит и заикаясь, закивал на увиденное, будто пытался дотянуться носом до собственного лба. Иващенко испуганно обернулся и вся его теория о происхождении жизни на планете, рухнула в одночасье.
Слева по борту в сорока градусах от Боинга, разрывая облака, несся странный небольшой самолет. Сверху на блестящем крыле его стоял холодильник, возле которого, прижавшись спиной к дверце, сидел молодой парень, преспокойно попивая пиво, а рядом с самолетом, расправив белоснежные крылья, летел ангел. Температура за бортом, точно так же как и скорость, с которой он двигался, никак не предполагали такой парадоксальной картины.