Москва предвоенная. Жизнь и быт москвичей в годы великой войны
Шрифт:
Немного о ценах на продукты. Килограмм говядины стоил 11 рублей; сахара – 4,1; картофеля – 0,51; буханка черного хлеба – 0,8; белого – 2,75; десяток яиц – 6,5; литр молока – 2 рубля. В общем, простая еда была вполне доступна всем, никто не голодал. Но чтобы купить одежду, гражданам приходилось поднапрячься. Пальто в среднем стоило 370 рублей, мужской костюм – свыше 300, мужские ботинки – 90.
По карману ли это было жителям СССР? Чтобы ответить на этот вопрос, надо поинтересоваться, сколько получали люди в то время. Средняя заработная плата в стране была примерно 340–360 рублей. Этих денег
Продолжим прогулку по Москве. Разгулявшийся аппетит можно утолить в ресторанах «Астория», «Метрополь», «Центральный». Если, конечно, финансы не поют романсы. Угощали в тех заведениях отменно, да и знаменитостей там можно было встретить – народного артиста, известного ученого, популярную певицу. Впрочем, захаживали и темные личности – торгаши, бандиты, воры. Выглядели они респектабельно, о роде их занятий знали лишь приближенные да официанты, которые вели себя с ними едва ли не почтительнее, чем со звездами театра и кино…
Из распахнутых окон доносятся музыкальные мелодии. Грохочут духовые оркестры в парках. Это – давняя традиция, начало которой положил еще император Александр III, большой знаток духовой музыки, прекрасно игравший на трубе и валторне. Люди стояли и слушали, на их лицах светились улыбки. Многие кружились в танце. Наверняка они вспоминали те безмятежные минуты, когда грянула война…
Общий восторг
Отпылал костер в московском Доме пионеров и октябрят. «Правда» писала: «Гостями московских пионеров были бывшие бойцы интернациональных бригад в Испании, приехавшие недавно в Советский Союз из Франции, представители народов новых советских республик и областей, ветеран венгерского рабочего движения тов. Матиас Ракоши, участники дореволюционных маевок в России. Ребята их горячо приветствовали».
Писательница и искусствовед Нина Молева в книге «Баланс столетия» писала, что детских праздников в 1941 году в Москве вообще было очень много: «С почетными гостями со всех концов света. С отчетами на целые газетные развороты. Общий восторг от «счастливого детства», нового поколения, которому «идти», «достигать», «преодолевать», заставлял забыть о тенях войны, мелькавших в печати, о гуле артиллерийских канонад и бомбежек в Европе».
Молева писала, что на торжествах для детей – поразительно! – был введен двойной конферанс: русский – немецкий. В почете были немецкие танцы, песни и немецкие же стихи. В школах немецкий был единственным иностранным языком. Лишь кое-где преподавали французский.
«Шестнадцать дней до войны – пышнейший общегородской бал по случаю окончания учебного года пятыми— седьмыми классами. Обязательные белые шелковые платья для девочек, костюмы для мальчиков. Конферанс концерта на русском и немецком языках. И стихи Сергея Михалкова:
Спит Москва. В ночной столицеВ этот поздний темный часТолько Сталину не спится,Сталин думает о нас…Девять дней до войны – бал-карнавал, посвященный общему окончанию учебного года.
20 июня в столичных школах прошли выпускные вечера, которые по традиции завершались танцами. После них вчерашние школьники шли гулять по городу, рассвет обычно встречали на Красной площади или на набережных Москвы-реки.
В «Правде» появился репортаж Льва Кассиля «Зеленый шум» из школы № 201, в котором он рассказывал о благоустройстве двора: «Заканчиваются выпускные испытания. Из школы уходят молодые люди, получившие тут верную прививку, хорошо подросшие, не боящиеся ни заморозков, ни ветров под открытым небом. Питомцы школы уйдут работать, учиться, служить в Красной армии…
Идет-гудет Зеленый шум,Зеленый шум, весенний шум!..».В материале Кассиля несколько раз упоминался класс 9-й «А», в котором училась Зоя Космодемьянская. Позже Кассиль утверждал, что разговаривал с девушкой, которой суждено было стать легендой…
Выпускные экзамены состоялись и у танцовщиц. Ученице хореографического училища Майе Плисецкой летом сорок первого было 16 лет. Девушка бегала на репетиции, танцевала Фею-крошку в «Спящей красавице» и Цветы в «Снегурочке», с восторгом следила за отточенностью арабесок балерины из Ленинграда – Галины Улановой. 21 июня Плисецкая участвовала в выпускном концерте училища в сопровождении оркестра Большого театра на сцене его филиала с «Экспромтом» Чайковского.
«Московская публика приняла номер восторженно, – через много лет вспоминала Майя Михайловна. – Может быть, это был пик концерта. Мы кланялись без конца. Мать была в зале, и я сумела разглядеть ее счастливые глаза, лучившиеся из ложи бенуара». Она возвратилась перед самой войной из ссылки с маленьким ребенком, родившимся летом 1937 года. Ее муж, отец Майи, дипломат и видный хозяйственный работник Михаил Плисецкий, своего сына так и не увидел. Его арестовали и отдали под суд…
Московский Нострадамус
Юный москвич Лева Федотов жил в знаменитом Доме на набережной. Дружил с будущим писателем Юрием Трифоновым и спустя много лет стал прототипом одного из героев повести «Дом на набережной» Антона Овчинникова.
Трифонов вспоминал, что круг интересов Федотова был необычайно широк. Он увлекался минералогией, палеонтологией, океанографией, рисованием, музыкой. Занимался физическими тренировками по собственной системе и сочинительством – к этому занятию он приохотил и некоторых из своих друзей, в частности, самого Трифонова.
Писатель вспоминал, что Федотов «поспешно поглощал все науки, все искусства, все книги, всю музыку, весь мир, точно боялся опоздать куда-то. В двенадцатилетнем возрасте он жил с ощущением, будто времени у него очень мало, а успеть надо невероятно много…».
Увы, так и произошло – жизнь Левы оборвалась, когда ему было всего двадцать лет. Больной туберкулезом, с плохим зрением, Федотов тем не менее добровольцем ушел на фронт и не дожил до предсказанной им Победы. 25 июля 1943 года он ехал в грузовике с другими солдатами, и машина попала под бомбежку…