Москва в улицах и лицах
Шрифт:
Весть о смерти друга застала Пушкина в Москве, и он отправился на Маросейку. Но сообщить сенатору то, что намеревался, не смог.
"Вчера ездил я к Салтыкову обьявить ему все - и не имел духу, сообщал Александр Сергеевич в Петербург другу П. А. Плетневу 21 января 1931 года.
– Вечером получил твое письмо. Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною оплаканная".
Маросейку, как Тверскую и Мясницкую, Пушкин не помянул в стихах, но это сделал его друг, поэт пушкинского созвездия, князь Петр Вяземский, переживший всех друзей. Во второй половине ХIX века, в 1862 году он писал:
Русь в кичке, в красной душегрейке,
Она как будто за сто лет,
Живет себе на Маросейке,
А
История улицы сложилась так, что с петровских времен роль связующего звена Кремля с загородными царскими резиденциями взяла на себя Мясницкая. Она же позднее, как мы знаем, стала торговать импортными товарами европейских фирм. В отличие от соседки Маросейка битком была набита лавками и магазинами, но иного свойства, чем на Кузнецком Мосту и Мясницкой. Здесь развернулся русский капитал. Многие купцы торговали на первых этажах домов в лавках, а жили над ними, в квартирах на втором этаже. Эти купеческие двухэтажные, а также надстроенные третьим этажом строения, не сломаны. Именно они определяют лицо маленькой улицы, особенно в ее начале, где появились в XVIII-ХIX веках. Это дом 4, бывший "мясной ряд", лавки XVII века, дом 6, бывшие "харчовые лавки", дома 8, 15, бывшие каменные палаты...
Как ни странно, коренной житель Арбата, Александр Герцен, будучи в эмиграции, вспоминая родной город, в мыслях мечтал поселиться не среди арбатских милых переулков. Живя в Париже, он писал о желании купить дом... на Маросейке!
"Я помню, возле дома Боткина на Маросейке удивительные дома".
Герцен имеет в виду особняк друга в Петроверигском переулке, "удивительными" называет сохранившие масштаб двухэтажные строения улицы, которым, быть может, в наши дни вернут утраченные черты ампира, сглаженные утюгом времени. Но и Маросейка познала на себе удары молота молодого капитализма, лишенного ностальгии по прошлому, сокрушавшего на пути доходных и торговых домов любые памятники истории и культуры, даже если они относились к явлениям уникальным.
К числу потерь относится дом, попавший в числе шедевров в альбомы Матвея Казакова. То был трехэтажный дворец в стиле барокко, каких очень мало осталось в Москве. В руках знатных фамилий - Салтыковых, Шаховских и Щербатовых - земля под ним была до начала ХХ века, когда разбогатели другие люди. На углу с Большим Златоустинским переулком они снесли обветшавший дворец перед первой мировой войной. На его месте архитектор Адольф Эрихсон, мастер эклектики и модерна, построил для Ивана Сытина шестиэтажный с большими окнами доходный дом. Вверху - квартиры, внизу - контора, склад и книжный магазин.
После возвращения из лагеря в этом доме на Маросейке, 7, поселился вернувшийся после десяти лет мучений в сталинском ГУЛАГе Алексей Каплер. Он нашел в себе силы начать новую жизнь. Миллионы телезрителей запомнили его лицо, ведущего популярной "Кинопанорамы", которую Алексей Яковлевич вел в не свойственной советскому ТВ свободной манере, без пафоса и административного восторга. Ему адресовала "Двадцать писем к другу" Светлана Аллилуева, дочь Сталина, описав в них историю растоптанной отцом любви... Эта рукопись опубликована была за границей после бегства дочери вождя из СССР.
Отличился до войны Каплер как сценарист шедших с триумфом на экранах страны фильмов "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году". Играл в обеих картинах заглавную роль актер театра Вахтангова Борис Щукин, заслуживший признание не только зрителей, но здравствовавшей тогда жены вождя и его соратников. Это два краеугольных камня культа Ленина и культа Сталина, представшего на экране правой рукой Ильича. За талантливые лжеисторические картины кинодраматург получил в 1941 году Сталинскую премию.
Отечественная
Когда шли кровопролитные бои на Волге, в "Правде" появился очерк специального корреспондена Алексея Каплера "Письмо лейтенанта Л. из Сталинграда", адресованное не только миллионам читателей органа ЦК, но и любимой. Под инициалом Л., скрывался Люся, как звали в дружеском круге баловня судьбы - артиста, режиссера и писателя Алексея Яковлевича Каплера. То было беспрецедентное по смелости признание в любви, достойное памяти. За стихи: "Я помню чудное мгновенье..." Александр Сергеевич ничем не рисковал, публикуя послание Анне Керн. Алексей Яковлевич за свои прозаические строчки рисковал головой, поскольку внимательным читателем газеты был Верховный Главнокомандующий Сталин. Ему успели доложить о прогулках несовершеннолетней дочери с офицером. "Письмо" в газете заканчивалось словами, от которых сжалось от страха сердце девушки в квартире грозного отца: "Сейчас в Москве, наверное, идет снег. Из твоего окна видна зубчатая стена Кремля".
После возвращения с фронта окрыленного лейтенанта Л. роман начал набирать усиленные обороты. Участились свидания, удлинились разговоры по телефону, прогулки по Москве, хождения в музеи, театры, на выставки. За каждым шагом пары следил чекист, ходивший по пятам, он же нес службу за раскрытой дверью, когда влюбленные решились, будь что будет! в первый и последний раз поцеловаться... Это случилось в день 17-летия Светланы.
– Уж не могла найти русского!
– оскорбился выбором дочери бывший нарком по делам национальностей, решивший принять меры против зарвавшегося искусителя. Его увезли на Лубянку и предъявили обвинение в ...шпионаже. Пыл влюбленного Каплера умерила стужа лагерей...
Сталину фатально не везло на браки детей. Старший сын женился на еврейке, которая родила внучку и попала в тюрьму, когда ее муж, артиллерист Яков Сталин, оказался в плену. Светлана после романа с Каплером вышла замуж за сокурсника, еврея, Григория Иосифовича Морозова. В браке родился внук Сталина, Иосиф. К мальчику дед привязался, но зятя видеть не пожелал. По версии "Двадцати писем к другу" развод произошел по личным причинам. По версии Григория Морозова, публично обнародованной, Сталин и здесь показал характер. Видеть сына до смерти вождя Морозов не мог, пропуск в Кремль у него забрали. Деда, отца Григория, арестовали, в квартире Морозовых произвели обыск, изъяли переписку со Светланой, паспорт со штампом о регистрации брака...
(...Имя Светланы Иосифовны Сталиной я прочитал на Моховой, на площадке чугунной лестницы Старого здания университета. У входной двери вывесили "молнию". Фамилия Сталина сияла среди фамилий Асмуса, Радцига, Гудзия и других профессоров, щедро подписавшихся на очередной государственный заем. Рядом с их именами стояли четырехзначные цифры. Студенческая стипендия равнялась 290 рублям. Меня, студента-заочника и такелажника на стройке университета, подписали на месячный заработок, 800 рублей. Были энтузиасты, отдававшие две-три зарплаты. Демобилизованный матрос Тихоокеанского флота на митинге, рванув на груди тельняшку, призвал бригаду обуздать Америку, чьи линкоры, (Братва, я их, гадов, видел!), нацелили пушки на Владивосток. Кто мог после такой речи отказаться от подписки?)