Москва в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова

Иванова Татьяна Александровна

Палящий огнь сокрыт в груди моей, Я напоен губительной отравой. Во мне бушует вихрь страстей И кто смирит его? – Одна десница славы! [298] –

писал юноша Станкевич.

Мечтами о подвигах, о славе и величии и в то же время мыслью о трагическом конце полна юношеская лирика Лермонтова.

К чему ищу так славы я? Известно, в славе нет блаженства, Но хочет все душа моя Во всем дойти до совершенства [299] .

298

«Желанье

славы» Станкевича было напечатано в августовском номере журнала «Атеней» за 1830 год.

299

М. Ю. Лермонтов. Соч., т. I, стр. 302.

В стихотворении «Отрывок» поэт рисует образ героя, который обдумывает план спасения своего народа. Очень вероятно, что это – лирическая вариация на задуманный им в то время сюжет поэмы о Мстиславе Черном, из времен татарского нашествия. Но переживания героя поэмы перекликаются с его собственными, так как в это время лирический, эпический и драматический герои Лермонтова очень близки друг другу.

Свой замысел пускай я не свершу, Но он велик – и этого довольно: Мой час настал; – час славы, иль стыда; Бессмертен, иль забыт я навсегда… Но, потеряв отчизну и свободу, Я вдруг нашел себя, в себе одном Нашел спасенье целому народу… [300]

300

М. Ю. Лермонтов. Соч., т. I, стр. 245 и 246.

Юноша – чувствует себя исключительной натурой, его жизнь должна быть отмечена какими-то особенными событиями. Борьба за общее дело, которая ждет его впереди, не может кончиться победой и неизбежно приведет к смерти или изгнанию. Он постоянно полон лихорадочной жажды деятельности и в то же время предчувствием неминуемой гибели.

«Странная вещь, что почти все наши грезы, – говорит Герцен, – оканчивались Сибирью или казнью и почти никогда – торжеством» [301] .

301

А. И. Герцен. Былое и думы. Полное собр. соч., т. XII, стр. 77.

Когда твой друг с пророческой тоскою Тебе вверял толпу своих забот. Не знала ты невинною душою. Что смерть его позорная зовет, Что голова, любимая тобою, С твоей груди на плаху перейдет [302] ,

– писал Лермонтов.

Тема изгнания и кровавой могилы постоянно мелькает в его стихотворениях. Иногда образ этой могилы принимает конкретные черты северного пейзажа далекой Сибири:

302

М. Ю. Лермонтов. Соч., т. I, стр. 170.

Кровавая меня могила ждет, Могила без молитв и без креста, На диком берегу ревущих вод И под туманным небом; пустота Кругом [303] .

Двадцатилетний Огарев, сидя в одиночной камере тюрьмы, гадает по библии о том, что ждет его, и мечтает, чтоб ему вышло «по воле рока»:

И жизнь, и скорбь, и смерть пророка [304] .

Мечты юношей переплетались с образами из книг. Они вели беседы с любимыми героями, перевоплощались в них. Герцен звал Огарева Рафаилом, по Шиллеру, Огарев Герцена – Агатоном, по Карамзину. Книги если не заменяли, то дополняли им действительную жизнь.

303

Там же, стр. 180.

304

Н. П. Огарев. Тюрьма. Соч., т. II, стр. 231.

Очень сильно было увлечение Шиллером. Высокие идеалы и гуманизм Шиллера близки юношам 30-х

годов. Содержание драм Шиллера легко сопоставлялось с событиями 14 декабря. Благородный и смелый подвиг декабристов перекликался с поведением шиллеровских героев. Шушка Герцен с Ником Огаревым, беседуя о Шиллере, невольно обращаются к восстанию декабристов. «От Мероса, шедшего с кинжалом в рукаве, „чтоб город освободить от тирана“, от Вильгельма Телля, поджидавшего на узкой дорожке в Кюснахте Фогта, переход к 14 декабря и Николаю был легок» [305] , – пишет Герцен.

305

А. И. Герцен. Полное. собр. соч., т. XII, стр. 72.

Было и увлечение Байроном. Юноша Лермонтов, прочитав биографию Байрона, сопоставляет свою судьбу с судьбой поэта:

Я молод; но кипят на сердце звуки, И Байрона достигнуть я б хотел: У нас одна душа, одни и те же муки; – О если б одинаков был удел!..….

– пишет Лермонтов, ставя после «удел» выразительное многоточие [306] .

Но особенно сильно было увлечение современной русской литературой, «…поклонение юной литературе, – говорит Герцен, – сделалось безусловно, – да она и могла увлечь именно в ту эпоху, о которой идет речь. Великий Пушкин явился царем-властителем литературного движения; каждая строка его летала из рук в руки; печатные экземпляры не удовлетворяли, списки ходили по рукам. „Горе от ума“ наделало более шума в Москве, нежели все книги, писанные по-русски», «альманахи с прекрасными стихами, поэмы сыпались со всех сторон; Жуковский переводил Шиллера, Козлов – Байрона… Что за восторг, что за восхищение, когда я стал читать только что вышедшую первую главу „Онегина“! Я ее месяца два носил в кармане, вытвердил на память. Потом, года через полтора я услышал, что Пушкин в Москве. О, боже мой, как пламенно я желал увидеть поэта! Казалось, что я вырасту, поумнею, поглядевши на него. И я увидел, наконец, и все показывали, с восхищением говоря: „вот он, вон он!..“» [307]

306

К*** («Не думай, что б я был достоин сожаленья…»). Соч., т. I, стр. 124.

307

А. И. Герцен. Записки одного молодого человека. Полное собр. соч., т. II, стр. 391.

Мысль юношей часто обращалась к далекому прошлому. Особенно привлекали героические эпохи борьбы за свободу родины. Очень велик был интерес к русской истории. Юноша Станкевич пишет трагедию «Василий Шуйский», а его друг Красов посвящает ему стихотворение «Куликово поле».

Лермонтов неоднократно искал сюжетов в русской истории. В поэме «Последний сын вольности» он сопоставляет события далекого прошлого со вчерашним днем. Судьба небольшой группы свободолюбивых новгородцев, вступивших в неравную борьбу с поработителем Рюриком напоминала судьбу декабристов:

Но есть поныне горсть людей, В дичи лесов, в дичи степей: Они, увидев падший гром, Не перестали помышлять В изгнанье дальном и глухом, Как вольность пробудить опять; Отчизны верные сыны Еще надеждою полны…

В то время как в стране царствует варяг Рюрик, шесть юношей – «месть в душе, в глазах отчаяние» – бродят в дебрях лесов. С ними седой старик-певец, который поет им о былой вольности.

Ужель мы только будем петь Иль с безнадежней немым На стыд отечества глядеть, Друзья мои? –

С этими словами обращается Вадим к товарищам Они идут в Новгород. Вадим вызывает Рюрика на поединок. Перед поединком он обращается к согражданам:

Новогородцы! обо мне Не плачьте… я родной стране И жизнь и счастие принёс… Не требует свобода слез!

Рюрик убивает Вадима.

Он пал в крови, и пал один – Последний вольный славянин! –

У подножья скалы возвышается зеленый холм, поросший можжевельником, два серых камня на нем.