Москва, я люблю его!
Шрифт:
В институте мы не общались. Пары Солодова заканчивались в первой половине дня. Каждый вечер он встречал меня после занятий. Я приезжала на электричке, а он уже стоял на платформе вместе с мальтийской болонкой на поводке. Солодов говорил, что это собака его родителей. Пса звали Билли.
Мы гуляли втроем по старым шпалам, усыпанным мелким гранитом, вдоль железной дороги. Когда-то по ним ходили товарные поезда, но это было так давно, что сквозь камни начала пробиваться трава. Иногда ходили на канал имени Москвы.
Если бы кто-то меня спросил тогда, была ли я счастлива, я бы просто промолчала,
Со стороны я выглядела вполне сдержанно, но в голове у меня бесконечно вертелись несколько песен с того диска, что поставила Оксана в машине в тот день, когда я впервые его увидела.
Глава седьмая
Катя и Полетаев учились в одной группе. Они виделись каждый день уже два месяца, но даже не здоровались. На семинарах он садился с друзьями на четвертый ряд. Катя садилась на середину второго. Отсюда хорошо был виден темный стеклянный шкаф у правой стены. Первый месяц Катя старательно записывала все лекции, семинары. В октябре перестала. Надоело. Она приходила, сидела десять минут, потом клала на парту свою старую тряпичную сумку, похожую скорее на мешок, опускалась на нее левой щекой и бесконечно смотрела на стеклянный шкаф – там отражался Миша, почти бесцветный, то ли прозрачный, то ли призрачный, но не менее любимый и желанный. Это было удобно, любоваться его отражением на стекле шкафа, проводить воображаемые пунктирные линии пальцем, очерчивая его идеальный профиль – высокий лоб, прикрытый взлохмаченной челкой, прямой нос, пухлые губы, упрямый подбородок, шея…
Если бы Катя умела рисовать, она бы нарисовала его – свободными и небрежными взмахами кисти с густой акриловой краской.
Миша был красив небрежной и случайной красотой. Возможно, он был бы обычным, если бы не шкодные карие глаза и едва заметная насмешливая ухмылка.
Увидеть его отражение в стекле шкафа у Кати получалось не сразу. То ли приходилось напрячь фантазию, то ли представить его там, в призрачном зазеркалье, то ли просто вздохнуть и расслабиться, и тогда движущийся силуэт в черной рубашке с коротким рукавом или в белой майке вдруг сам появлялся на пыльном стекле, будто всегда там был – двигался, махал руками, говорил, гримасничал, смеялся, жил.
Катя знала, что ей нет места в его жизни, и заранее смирилась с этим. Ее для него не существовало. Но, продолжая игры с отражением, Катя начала сомневаться, существует ли ее идеальный Миша на самом деле.
Он был веселым и болтливым. Катя вслушивалась в его тихое непрерывное бурчание с задней парты, вгрызалась в каждое слово, цеплялась за каждое предложение.
Он рассказывал, где ночевал во вторник и как пьяный убегал от полицейского на выходных, чем он кормит своих рыбок и каким шампунем моет собаку, где лучше всего готовят калифорнийские роллы и на какие продукты у него аллергия.
Миша встречался с девушкой. Катя видела их фотографии в социальной сети. Некоторые из них даже сохранила себе в компьютере и долго разглядывала вечерами, увеличивала, уменьшала, приближала, зажигая пятую за час сигарету, заходила на сайт, чтобы посмотреть – есть ли кто из них в Сети. Если они были офлайн, Катя делала вывод, что они сейчас вместе.
Вместе. Она снова курила и представляла, как они целуются, как обнимаются, как он раздевает ее, как она впивается ногтями в
Девушка была ее противоположностью. Веселая и уверенная в себе настолько, что не боялась казаться некрасивой или глупой, кривляясь и дурачась даже на их совместных фото. Ее смешные гримасы, надутые капризно губы, пушистые хитрые глаза цвета крепкого эрл грей, пышные прически, прозрачно-смуглая кожа, аккуратное созвездие родинок на правой стороне лица, татуировка на спине – чуть ниже следа от резинки бюстгальтера. Было написано «There once was a little girl who never knew love until a boy broke her HEART» [2] . Девять коротких строчек, высота букв около двух сантиметров, готический шрифт.
2
Давным-давно жила маленькая девочка, которая не знала любви, пока мальчик не разбил ей сердце.
Она носила меховые жилетки, пестрые платки и грубые ботинки, прокалывала язык и много фотографировалась. Каждый день. Нравилось наблюдать, как она менялась со временем, худела, взрослела, превращалась из ребенка в девушку, из девушки в женщину, становясь все лучше, лучше, красивее.
На факультете говорили, что они учились в одном классе и до выпускного вечера были просто друзьями. Миша давал ей списывать геометрию, а брюнетка будила его каждое утро звонком на мобильный – будильника Миша не слышал.
Они летали вместе в аэротрубе и целовали клювы крылатых белых скульптур в Марфино у пруда, обнимались на задних сиденьях авто и таскали шоколадки в супермаркетах, фотографировали звезды между облаков и вечерний туман на подмосковных полях, любовались будто нарисованными краской тучами и пытались угадать, куда ударит молния. Наблюдали за сносом хрущевок на окраинах города и за пожаром башни в Москва-Сити, кормили рыжих уток на пруду и смеялись над ламами в зоопарке.
Вместе им было просто.
Проще, чем порознь.
Они начали встречаться после выпускного. За три дня до того, как Мишина ручка упала на асфальт во внутреннем дворе и укатилась к ногам Кати.
Кате нравилось думать, что она опоздала, приехала не вовремя, и нужно было раньше. Не ждать выпускного, а брать билет, едва лишь узнав результаты последнего экзамена.
Кате нравилось думать о том, чего уже не могло произойти. Выбирать наугад условия и придумывать варианты развития событий. Параллельный мир под словом «если». Этот мир нравился Кате больше, чем тот, в котором она жила с сентября этого года.
Кате нравилось себя обманывать.
Катя знала – если бы она приехала на три дня раньше, они бы просто не столкнулись в том дворе. Миша не уронил бы ручку, она не укатилась бы к ее ногам. Тонкие пунктирные линии их маршрутов не пересеклись бы на карте Москвы, хотя, возможно, петляли бы где-то не очень далеко друг от друга – в районе университета.
Он все равно выбрал бы свою брюнетку с татуировкой на спине и гвоздем в языке. А Катя… возможно, она бы просто не влюбилась в него.
Думая об этом, Катя грустила и смотрела на фото. На горизонте лес, а до него каменистый пустырь, над которым гуляют сизые облака. Миша снят со спины, стоит вполоборота, прячет руки в карманы, смотрит на черную машину вдалеке.