Москва. Загадки музеев

Жебрак Михаил

На высоком берегу среди редких берез, сбрызнутых первой листвой, развели большой костер – в воде намерзлись. Петр вскипятил котелок воды для чая, а Илья на прутиках пожарил куриные ноги. Чумазый Мирек спал на солнцепеке, укутанный одеялом. Илья так и перенес его на плот и пристроил на рюкзаки. После обеда пошло шибче: река стала шире и полноводнее. Вода весело журчала по бортам, в перекатных ямах жемчужной волной выплескивалась на колени.

На развороте под сухим берегом плот развернуло на быстротоке и боком привело на порог. Струя потянула вниз, пена накрыла с головой. В эту пену гребцы и вывалились, когда плот заклинило под застрявшим между

камнями бревном. Переваливаясь через скользкий ствол, Петр развернулся, подхватил Мирека и с прижатым к груди сыном, в полупогруженном состоянии по-лягушачьи, отталкиваясь то подошвами, то коленями, то спиной, поскакал к берегу.

Илья бревно не перелетел, поднялся из воды возле притопленного плота. То, что случилось потом, он не раз описывал за столом.

– Смотрю – вокруг никого нет. Нащупываю под водой чью-то спину. Тяну – не поддается. Думаю, Мирек запутался, и тяну сильнее. И тут хруст, – Илья делает паузу. – Все внутри оборвалось: позвоночник сломал… Из воды достаю рюкзак.

Илья нащупал под водой рюкзак, привязанный к плоту, принял его за тонущего товарища и дернул с такой силой, что переломил центральный брус настила.

Стеклянный зоосад

Машину оставили на повороте, метров за триста до клуба. С одной стороны тянулись разноцветные жестяные заборы, отгораживающие соотечественников от природы и в деревнях, и на дачах. С другой стороны шла бывшая совхозная часть. Пара двухэтажных строений, профилакторий или дома для приезжих специалистов, полуразрушенная мастерская силикатного кирпича, футбольное поле – остатки советского размаха. Хозяйский пригляд чувствовался. Футбольное поле пострижено и разлиновано известью. Домики обнесены высокой решеткой, свежекрашеный истукан с протянутой рукой стоит на фоне гостиничной вывески «Vetro park».

Пошли по обочине к распластанному голубоватому треугольнику фронтона над кустами. Скоро на синеватой стене открылась высокая арка входа на четырех колоннах. Между центральными колоннами помещался балкончик, над ним по дуге пущены круглые отверстия-слухи, как в классическом послевоенном кинотеатре. Звездочкой на пилотке в верхнем углу белели цифры «1954». На пустой боковой стене, там, где раньше крепили афиши, танцующими стеклянными буквами выведено «Сasa di Murano». Осеннее позднотравье сложилось в суховатый чайный букет, Петр по-охотничьи раздул ноздри – предлог подсказывал, что в «Каза Мурано» обитает настоящий итальянец.

Гравийный съезд вел к шлагбауму и аккуратному палладианских пропорций домику кордегардии. Привратник нам не нужен, решили друзья и свернули на футбольное поле. В дальнем углу за завалившимися, задравшими белые ноги запасными воротами в зарослях ломкой крапивы и бурых метелок ожидаемо обнаружили тропинку. Она привела к дырке в заборе.

Двор бывшего совхозного клуба встретил их не жареными частушками, как бывало, а льдистым блеском. В матовых черных рамах разного размера – помесь клетки и качелей – на тросиках висели стеклянные звери. Угловатые, вытянутых пропорций, выкручивающиеся скользкими лучистыми телами из тяжелых непрозрачных обломков. Действительно, почерк итальянца ни с чем не спутаешь. Больше всего было птиц, но встречались кошки с крыльями, крылатые рыбы и одна порхающая свинья.

– Куда-то здесь все звери улетают, – прокомментировал Илья.

«На волю, на волю, хочу я на волю! Я птицею ввысь улечу!» [21] Слуха у Петра не было катастрофически,

он мог еще спеть для Мирека, но не перед парнем, выросшим в деревне. И спутнику досталась прозаическая фраза: «Мне кажется, это воспоминание о льве святого Марка».

– Ну, да. Мурано-Бурано. Венеция, – согласился Илья.

Через звонкий зверинец подошли к боковой двери.

Петр глянул на Илью и пальцем щелкнул его в живот. Пуговицы внизу ультрамариновой рубашки отлетели, в прореху выглядывало бурое брюхо. Илья застегнул курточку и поправил шляпу – вылитый мафиози из итальянских фильмов шестидесятых. Мы точно пришли в кино, улыбнулся Петр и протянул палец к звонку.

21

Песенка царевны из мультфильма «Летучий корабль».

На этот раз его щелкнул Илья. Да так метко, что слезы из глаз и в три погибели. Правда, и прошла боль быстро. Во время борьбы Петр разорвал брюки в паху. Разрыв ровный, но ни заделать, ни скрыть нельзя. «Видно?» «Если не присматриваться, то нет!» Назначим дыру помятыми латами, решил Петр и позвонил.

Быстрые шаги, поворот ключа, перед ними стояла удивленная девушка в белом костюме.

– Мы хотим видеть Джоржио Димарко.

– Пройдите в гостиную, – поставленным мягким голосом после оценивающей паузы произнесла встречавшая, открыла перед ними дверь и удалилась, аккуратно ставя блестящие туфли по одной линии.

– Да, поштукатурить забыли, – протянул Илья.

Осенний прохладный свет лежал на вытертом дощатом полу, позабыв пустые кирпичные стены с охристыми архипелагами штукатурки. Разнобойная мебель группами, клепаное шершавое железо напротив окон. Петр вспомнил прогулки по заброшенному санаторию в Гаграх. В дымчатом пространстве стали прорисовываться детали. Скупой, травленный кислотой металлический блок на заклепках скрывал камин с кварцевым экраном. Мебель оказалась или позолоченным барокко, или дизайнерской из редких материалов: сиденье – под барса, ножки – летящий хром. Бронзовые батареи на гнутых лапках под окнами посмеивались: «Скажи-скажи, что мы еще строителей коммунизма помним!» Идеально выведенный потолок разрезали сложной формы глубокие кессоны с тонкой резьбой.

Окна обошлись без завес: перед сочащимися осенней свежестью прямоугольниками на тросиках висели работы итальянского художника – лазоревые бабочки и смарагдовые попугаи в обрамлении едких серо-синих едва прозрачных капель. Стряхнувшие ночь волшебные летуны в расплывчатом обрамлении света.

Дворцовые двустворчатые двери в буграх горелой краски открывали чугунную лестницу, красующуюся ржавью. Петр сунул нос в боковую дверку – уборная с разноцветным афро-индийским кафелем и столешницей под умывальником из половины лакированного баобаба. Аметистовый залив раковины под тремя медными кранами – из среднего должно течь молоко? Осторожно провел пальцем по камню – гладко, а на вид щетка кристалла.

Перед ними не отсутствие стиля, это и есть стиль. Ремонт в советском доме культуры сделали совсем недавно.

Из боковой двери, всего их было четыре, возник высокий худой мужчина пятидесяти лет в широкой белой рубашке под серым жилетом. Такие же шерстяные прямые брюки открывали смуглые лодыжки над синими яхт-мокасинами. Лепное лицо, острый хребет носа, не оставляющий сомнений – Апеннины, он и по форме полуостров напоминает. Гладко выбрит, длинные седые волосы эффектно взбиты.

– Джоржио, Джоржио Димарко.