Москвест
Шрифт:
— Нет! Нет! Ноу!..
— О, ду ю спик инглиш? — удивился посол.
— Ноу! Ноу! — продолжал бормотать пристав, медленно багровея.
— Он не говорит по-английски, — автоматически перевел Мишка, — он очень расстроен тем, что вы недовольны, ваша светлость. Я думаю, если вы соизволите подождать полчаса, мы уладим все ваши проблемы.
— Я жду последние полчаса, — процедил посол и вышел из горницы.
Мишка сразу смекнул, что больше всего пристава напугал не гнев посла, — на него ему было наплевать, —
Хотя сам Афанасий Юрьевич, судя по его виду, представлял это очень хорошо.
— Ка-ка-ка… — начал говорить он, как только англичанин скрылся из виду.
Маша участливо сунула ему ковш с водой. Пристав жадно хлебнул, а остаток выплеснул себе в лицо.
— Ка-ка-кую к-к-кровать? — выдавил он из себя. — Здесь не заграница, чтоб на кроватях спать! Дикие иноземцы. Бес их разбери…
— Вам лучше согласиться с его условиями, — сказал Миша со скучающим видом.
— Он мне еще будет условия ставить! — взвился пристав, но тут же сник, вспомнив угрозу посла. — Иди к нему, наплети ему что-нибудь, наобещай, что кровать будет завтра.
— Но ведь завтра ее не будет! — встряла Маша.
— Да ее вообще не будет! — рявкнул пристав.
— Тогда у вас головы не будет, — сказал Миша, двигаясь к выходу. — А я еще расскажу послу, как вы деньги на его содержание себе присвоили. Ему это пригодится, когда он с докладом к царю пойдет.
Миша выскочил за порог, утащив за собой Машу, и затаился невдалеке, слушая рев пристава.
— А откуда ты знаешь про деньги? — спросила Маша шепотом.
— Догадался, — ухмыльнулся Миша. — Я вообще уже чувствую себя почти как дома. Обстановочка, как у папы на работе…
— Ужас… — тихо сказала Маша.
— Расслабься, прорвемся, — отмахнулся Мишка. — В крайнем случае, слиняем.
— Нет, не в этом ужас, — сказала Маша. — Я думала, это временно… Что советская власть виновата… А получается, этому бардаку четыреста лет?!
— И что? — удивился Мишка. — Ужас-то в чем?
— В том, что это, наверное, безнадежно. И наивно думать, что…
— Толмач! — рявкнул внезапно появившийся Афанасий Юрьевич. — Своей милостью я назначаю тебя своим помощником.
Миша склонил голову в поклоне, скрывая довольную улыбку.
— Я поручаю тебе обеспечить сегодняшний ночлег нашему иноземному гостю.
— Благодарю за честь, — сказал Миша, — и прошу выдать мне деньги на обустройство.
Афанасий Юрьевич скривил страшную мину и потянулся к поясу, на котором висел кошелек. Отсчитал несколько монет и протянул Мише, сохраняя кислое выражение лица.
Миша забрал монеты, повертел в руках
— А за казнокрадство нынче одну руку отрубают или сразу обе?
Афанасий Юрьевич совсем скуксился и протянул Мишке весь кошелек.
— Если его светлость будет недоволен… — прошипел он.
— Его светлость будет очень доволен! — уверенно сказал Мишка. — На сегодня мне этих денег хватит.
Пристав нервно дернулся, а Миша уже уверенно тянул Машу на улицу.
— Итак, нам нужна кровать, — сказал Мишка. — Какие будут идеи?
— Я думала, ты знаешь, где ее взять, — испугалась Маша.
Миша смерил ее взглядом, который уничтожил бы любого, но у Маши к таким уже выработался иммунитет.
— От пристава набрался, — хихикнула она. — Ой, боюсь, боюсь… Ты пошли кого-нибудь в деревню, чтоб столяра нашли.
— Без тебя знаю, — буркнул Миша.
На удивление, в деревне быстро отыскались мужики, которые умели работать топором. Гораздо больше времени потребовалось, чтоб объяснить им, что нужно сделать.
— Да где ж это видано, чтобы в коробе спали! — возмутился один. — Не по-людски это! Как в гробу, прости господи!
Остальные загудели, соглашаясь с ним, и немедленно отказались делать бесовскую придумку.
Мишка сначала растерялся, потом удвоил обещанные за работу деньги. Мужики стали отказываться еще энергичнее… и тут Мишка понял, что нужно делать. Метнулся к повозке с продуктами, вытащил из нее две первые попавшиеся корзины.
— Чем бог послал! — громко заявил он. — Хлеб, соль…
Мужики остановились, и взгляд их стал заинтересованным. А когда Мишка вытащил кувшины, они совсем оттаяли и потянулись к нему.
Мишка очень боялся, что его рабочие напьются и не смогут ничего сделать. Но, обошлось — они повеселели и стали глядеть на мир гораздо позитивнее.
— От ишь ты, иноземец, — хихикал один, сбивая днище кровати. — Спать не может на лавке, нужно ему в домовину залезть.
— Да убогие они все, — говорил второй, — языка не понимают, тыр-мыр, рычит себе что-то… А сказать ничего не может! Немец, одно слово!
— Он англичанин, — встряла Маша.
— И что? Все одно немец, раз без языка. Немой, — разумеешь, девка?
Мужики веселились, Миша внимательно следил за работой, подтаскивая еду и кувшины. Надо сказать, что «богатейские» блюда были немедленно забракованы как несъедобные, и спросом пользовалась самая простая еда — хлеб, сыр и печеное мясо.
Маша же пошла договариваться с деревенскими женщинами, чтоб сшить на кровать матрац.
Чистое тканое полотно оказалось только у незамужних девок в сундуках, и расставаться с ним они не собирались ни за какие деньги. Только одна оказалась сообразительной и, узнав, что к ним в деревню заехал царский советник с иноземцем, тут же потребовала шубу.
— Где ж я тебе шубу возьму, лето на дворе? — изумилась Маша.
Девка сделала морду кирпичом, и Маша отправилась к Мише рассказать о ее дикой просьбе. Миша выслушал, и в отчаяние не ударился.