Москвест
Шрифт:
— О! Привет! — обрадовался он. — А твой… ругаться не будет?
Маша решила не врать:
— Я обещала, что… ну, короче, что буду ему верна.
От сказанного у Маши чуть скулу не своротило, но Митька, как ни странно, не удивился:
— Он у тебя хороший. Я бы свою девку в поход не взял. Ваше бабье дело — дома сидеть и детишек годовать.
Девочка посмотрела на него в упор — Митька и не думал издеваться, просто констатировал факт. Увидев интерес в глазах собеседницы, Митька приободрился:
— Мне тут Афанасий Юрьевич по пьяной лавочке книжку
И Митька принялся складно рассказывать: что ребенка следует ежедневно учить Святому писанию, а также бить, чтобы боялся и бога, и родителей; что сначала надо обучать домашнему обиходу, а уж потом грамоте; как девке готовить приданое; а про жен вообще процитировал по памяти:
— «Аще дарует Бог жену добру дражаиши есть камени многоценнаго таковая от добры корысти не лишится, делает мужу своему все благожитие».
Может, пристав это место зачитывал чаще, чем остальные страницы, а может, у Митьки память была хваткая.
Маша заслушалась. Если бы она прочитала что-нибудь подобное в XXI веке, то просто не поверила бы, что так может быть, — а теперь почти не удивлялась. Видно, вжилась в чужое время…
Она задумалась и вздрогнула, когда Митька осторожно ее коснулся:
— Прости… Я говорю, а чего ты хотела-то? Не «Домострой» же послушать?
— Нет… Слушай, а какой сейчас царь? — ляпнула Маша и поняла, что вопрос надо было как-то завуалировать.
Митька таращился на нее с откровенным изумлением:
— Какой и был, Иоанн Васильевич.
— Грозный? — уточнила Маша, решив, что где один глупый вопрос, там и второму место.
— Почему грозный? Хороший царь. Я сам видел, как он на Лобное место вышел и сказал всему честному люду: мол, обещаю защищать вас от притеснений и грабительств… Он много чего говорил. Бабы плакали, да и меня проняло… Нет, не грозный он… Добрый!
Когда Маша вернулась к месту ночлега, Мишка уже стоял рядом, готовый идти разбираться с Митькой.
— Ну что? — спросил он коротко.
— Не Грозный, — ответила Маша и полезла на повозку.
Через неделю англичанин сообразил, что его возят кругами. Это была гениальная Мишкина идея, он предложил, чтоб посол не сильно возмущался, везти его в Москву самой длинной дорогой.
Но поскольку дороги он сам не знал, а провожатые большой круг давать поленились, вот и засыпались, через неделю вернувшись на то же самое место.
Посол орал, периодически срываясь на визг, Афанасий Юрьевич втягивал голову в плечи, свита посла нервно вздрагивала, потому что дело пахло скандалом, а в международных скандалах, как известно, первыми страдают те, у кого есть свой бизнес. Купцы уже мысленно подсчитывали убытки от того, что их скоро выпрут из этой странной страны.
В общей панике не растерялся один Мишка.
Во-первых, ему было совершенно все равно, чем закончится путешествие посла. Московской свите мозг застил страх, посольской — гнев. Во-вторых, в памяти всплыли рассказы
Пока посол орал, брызгая слюной, Мишка метнулся к продуктовому обозу и потребовал налить ему стакан меду. Но не просто меду, а меду из особенного кувшина.
То, что мед — это алкогольный напиток, а вовсе не лакомство, Мишка выяснил еще пару веков назад. Мед варили каким-то хитрым способом и, в зависимости от того, кто варил и как, крепость напитка получалась разная. И в обозе был кувшин, из которого очень любил хлебнуть денщик на долгих привалах. Судя по тому, что он уже минут через пять после того, как опрокинул стаканчик, начинал завывать странные песни и разговаривать невнятно, градус в этом кувшине был выше среднего.
— Ты что, хочешь это выпить? — страшным шепотом спросила Маша, глядя на Мишу с кружкой меда в руке.
— Нет, — скривился Мишка, — я его светлость хочу напоить, чтоб подобрел.
Маша внимательно посмотрела на кружку, потом на посла…
— Нехорошо, конечно, — сказала она. И тут же продолжила: — Давай лучше я отнесу, чтоб он подумал, что прислуга принесла ему попить.
— О, попить! — сообразил Мишка. — Точно! Он хватанет меду, нужно, чтоб запил чем-нибудь, чтоб наверняка. От смеси еще круче развозит.
— Ты, брат, я смотрю, соображаешь, — сказал у Миши за спиной денщик.
Ребята вздрогнули, а Мишка попытался спрятать кружку за спиной.
— Вот это нам нужно! — денщик протянул Маше вторую кружку. — Одно поверх другого, и он трое суток спать будет. Или пить… Это уж как повезет.
Маше быстро всучили в руки поднос, поставили на него две кружки и отправили к послу.
— Не забил бы он ее потом до смерти… — тихо сказал денщик.
Миша занервничал и решил посмотреть на шоу поближе. Маша подошла поближе к англичанину, который как раз высказал все, что хотел, и в очередной раз сообщил, что немедленно безо всяких провожатых отправляется в Москву, чтобы рассказать царю о том, как над ним издевались в дороге.
Афанасий Юрьевич, как и в прошлый раз, стал багровым и нервно хватал ртом воздух.
— Извольте испить на дорожку, — мелодично пропела Маша, подсунув послу поднос.
Посол фразы не понял, но догадался, что ему предлагают попить. Что-то его насторожило. Англичанин недоверчиво посмотрел в честные Машины глаза, пытаясь найти подвох.
— Дорога до Москвы длинная, на улице жарко, — продолжила Маша, — испейте на дорожку.
— Убью дуру, — прохрипел Афанасий Юрьевич и замахал руками.
Посол, глядя на его конвульсии, схватил с подноса кружку и влил ее себе в рот, почти не глотая. Через секунду его лицо стало такое же багровое, как у Афанасия Юрьевича, а руками он махал еще интенсивнее.
— Воды! — прохрипел он.
Маша радостно подсунула ему второй сосуд.
Англичанин жадными глотками начал запивать содержимое первой кружки и опомнился не сразу.
— Я же просил воды! — рявкнул он.
— Нету воды, — начала оправдываться Маша, отскакивая. — Ноу вота! Но я сейчас принесу… Джаст а момент!