Москвест

Жвалевский Андрей Валентинович

— Ты какой-нибудь секрет в колокольном литье нашел? Магию?

Мишка непроизвольно сморщился:

— Да какую магию? Одно горелое сало…

— Вот именно. А у меня от математики уже голова трещит. Так что давай выбираться отсюда.

— Давай, — вынужден был согласиться Мишка. — Но прощальная байка будет…

— …про любовь! — отрубила Маша. — И не спорь!

Мишка как раз собирался спорить, но Маша вдруг зажмурилась и шепотом сказала:

— Мишка, я такое придумала!..

* * *

История, придуманная

Машей, требовала тщательной проработки и подготовки. Миша вошел в раж и требовал от Маши написанного текста «пьесы» и ежедневных репетиций. С каждым днем отбиваться от него становилось все сложнее.

— Ты забудешь слова! — ворчал он.

— Я буду импровизировать, — отбивалась Маша.

— Вот этого я и боюсь, — огорчился Мишка.

Отдельная проблема, которая очень тревожила Машу, заключалась в месте реализации идеи. Почему-то ей очень хотелось найти ту церквушку, возле которой сгорбленная слепая старушка так точно предсказала ее судьбу. И вообще, наследницы Прасковьи каждый раз привечали путешественников во времени, помогали, как могли. Но аккуратненькую «церкву» обнаружить так и не удалось. Похоже, она не пережила многочисленных московских пожаров.

Зато возле другой церкви — каменной, с золоченными куполами — состоялась встреча, которая помогла определиться с местом «премьеры». Маша просто шла мимо, когда одна из нищенок, что толпились на паперти, вдруг схватила ее за руку:

— Маша-Маша-Машенька! — забормотала она на одной ноте. — А где ж братец твой? Где твой суженый-нареченый? Ступать тебе с ним под венец, да попасть на погост… Смертушка тебя возьмет, да не удержит…

Нищенка говорила все тише, и Маше пришлось напрягаться, чтобы рассышать хотя бы отдельные слова: «Братец… дальше идти… давно ждала…». Зато голоса за спиной слышала отчетливо:

— Фрося-юродивая грядущее речет!

— И что сказала?

— Помрет, говорит, девка скоро…

— Типун тебе на язык, два под язык! Не удержит смерть…

— Да замуж она пойдет! За брата!

А юродивая вдруг наклонилась к самому уху Маши и внятно произнесла:

— Тут-тут-тут! Самое место тут!

Отстранилась и подмигнула — и выглядела при этом совсем не сумасшедшей, а просто лукавой и веселой.

Так выбрали место церемонии…

Тем временем Чохов объявил о приближающейся свадьбе. Не своей — он заботился об «имидже» и даже выучил это слово. Свадьба была назначена у одного из мастеров завода.

Мужчина богатый, надежный, жених очень даже завидный, и свадьба обещала быть красивее некуда. Ходили слухи, что невесту он себе берет из деревни, но красотку неземную.

Вокруг церкви, где собирались венчаться молодые, уже через два дня подготовки начал клубиться базарный народ. Говорили, что праздничный стол будет, как у боярина, не меньше, а платье у невесты, как «у королевы, прости господи». К дому жениха постоянно подъезжали подводы, в которых что-то звякало, булькало или благоухало.

Да еще Фрося-юродивая, которая зря не болтала, и к смутным предсказаниям которой всегда прислушивались,

подливала масла в огонь, время от времени вскакивая и заявляя: «Молод-молод-молодец, ведет девку под венец! А тут старый хрыч — иди и не хнычь!» или: «Ой не жити им, детей не крестити, а голубами шизыма полетити…».

КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Юродивыми на православной Руси звали религиозных подвижников, которые прикидывались сумасшедшими. Это давало им право говорить правду о любых бедах и мерзостях, даже в лицо великим князьям и царям — и те боялись их трогать. Многие юродивые высоко почитались в народе и даже причислены к лику святых. Именем самого известного из них — Василия Блаженного — в народе окрестили храм на Красной площади (официальное название — Покровский собор).

Короче, ко дню свадьбы любопытство москвичей накалилось до предела.

Благо время было мирное, спокойное, и ничего столь же примечательного в городе не происходило.

* * *

— Невеста едет! Невеста!

Маша, наряженная, как кукла Барби, сидела в возке и психовала.

— Ну и растрезвонили! Как же мы через эту толпу протиснемся?

Народу, и правда, собралось неимоверное количество. Маша с Мишкой даже в самых смелых мечтах не могли себе представить, что их розыгрыш так удастся. Акакию, который правил повозкой, пришлось кнутом заставлять людей освободить проезд. При этом туча народу гроздьями висла вокруг.

— Ай, хороша невеста! — орал очередной «удачливый» визитер, получив кнутом по спине.

Еле продрались.

Маша вышла к церкви, дрожа, как лист на холодном осеннем ветру. Чем дальше заходил розыгрыш, тем страшнее ей становилось. Возле церкви важно стоял ее «жених», толпа вокруг вопила что-то не очень приличное…

«Господи, — пронеслось у нее в голове, — а если не получится? Меня действительно обвенчают с этим старым уродом?»

Помимо своей воли Маша запаниковала и споткнулась на входе в церковь.

Ее подхватили, поставили, потащили вперед.

Узкая дорожка к алтарю, темно, душно, под фатой нет воздуха… Сзади напирают, дышат в спину перегаром и луком, от свечей в глазах круговерть.

Священник что-то бормочет, но звуки не складываются в слова, а цветовые пятна вокруг — в лица…

— Это же розыгрыш, это неправда, — Маша пытается убедить себя, но сама себе уже не верит.

И вдруг…

Оживление, галдеж, звуковая волна прикатилась откуда-то с площади и разбилась об алтарь.

— Я не отдам ее тебе, понял!

Во всей этой мерзкой круговерти вокруг возникло родное лицо.

— Миша!

Маша рванула к нему с так, что пару ступенек пролетела, не касаясь ногами пола. Мишка поймал ее, и даже смог устоять на ногах.

— Это моя жена, я люблю ее, я ее никому не отдам! — громко заявил он.

— А-ах!.. — пронеслось над сводами церкви.

Толстый, как кадушка, жених с перекошенным лицом, священник с вылезшими из орбит глазами, толпа, разом подавшаяся вперед.