Москву ничем не удивишь
Шрифт:
— Я тебе сейчас башку в задницу просуну, — ответил милиционер.
Краб понял, что просто регистрацией не обойдешься, достал бумажник, выдернул оттуда пятьсот рублей и просунул в щель под дверью. На некоторое время там воцарилась тишина, а потом голос милиционера произнёс:
— Тут неразборчиво написано, нужен дубликат. Давай быстро дубликат или дверь вынесу к чертям собачим!
Пришлось Крабу расщедриться еще на одну пятисотку. Купюра нырнула в щель под дверью, как рыба, которую отпустили на волю. В подъезде наступила тишина, открывать двери больше не требовали.
— Ладно, чини
В подъезде послышался топот ног сходящих вниз по лестнице и недовольное нытье старушки, вызвавшей милицию — чего мол не приструнили лимиту, не положили мордой в пол, не заковали руки в наручники как бывало с грузинами, которые жили сверху? Милиционеры не стали перед ней оправдываться, уехали по своим делам. В подъезде стало тихо.
— Ты что каждую ночь тут козлом скачешь? — спросил Краб.
— Я тихо как мышка живу, — ответил Каспер, — даже не топаю, первый раз вот такое случилось, что шумели. А она сразу же милицию вызвала. А она все равно на улице меня увидит и кричит — лимита, понаехали, Москва не резиновая!
— Должен будешь мне тысячу рублей за свое счастливое спасение, — напомнил Краб, выглянул в комнату и спросил, — а где Матвей?
Судя по тому как холодно стало в комнате и как качались занавески на окнах, трудно было не понять, что Матвей выскочил на балкон. Краб быстрыми шагами пошел туда и успел вовремя — Спичкин висел на руках на перилах балкона и не мог подтянуться — сил не хватало. Замерзшие пальцы его побелели и уже медленно разжимались. Матвей беспомощно болтал в воздухе ногами, глаза его были, как ноги солдата — влажные и уставшие от жизни. Краб перехватил его руку и стал тащить Матвея наверх, но тот ослаб и не только не помогал, но и упирался.
— Они за мной пришли, — прохрипел он, — они заберут меня в тюрьму?
— Никого уже нет, — напрягаясь, чтобы вытащить ослабевшего ди-джея, ответил Краб, — какого хрена ты туда полез?
— Испугался… — ответил Матвей.
Краб перехватил его за шиворот куртки, чтобы посильнее тянуть, прикрикнул, чтобы Матвей сам подтягивался, а он наоборот отпустил перила, выскользнул из куртки на руках и полетел вниз.
У Татьяны ужасно разболелась голова, она не стала слушать больше впечатления Владика о первом дне в столице, пошла в свою комнату выпила две таблетки болеутоляющего и стала звонить отцу, взглянула на часы, который куда-то пропал вместе с Матвеем Спичкиным. Она беспокоилась как бы они оба не попали в какую-нибудь передрягу. Отец поднял трубку, она спросила где он, Краб ответил, что пока еще разгребает с Матвеем его дело, что открылось много новых подробностей и пока что он домой не собирается. Пообещал к утру вернуться и все рассказать. Татьяна тоже не стала рассказывать ему пока ничего говорить о визите громил, не телефонный это был разговор.
Из кухни доносились голоса оставшихся в ней мужиков. У Татьяны никаких сил уже не было выгонять их, она прилегла на кровать и взгляд её упал
— Так тебе же палец отрубят! — напомнила ему Татьяна.
— А вдруг не отрубят, — ответил Алмаз. — Авось обойдется. Жизнь штука непредсказуемая. Чего ждешь — никогда не сбывается, а чего не ждешь — происходит.
Таким вот был Алмаз человеком — одно слово — творческая личность. Таблетки подействовали на Татьяну и она сама не заметила как заснула. Проснулась от веселых голосов на кухне. За окном уже светало, Татьяна не заметила как проспала почти всю ночь. Ей показалось, что среди мужских голосов она слышит и женский, подняла голову с подушки, прислушалась и поняла, что не ошиблась — точно в квартире присутствовала женщина, которая несдержанно смеялась и громко разговаривала.
Татьяна встала с кровати, вышла из комнаты и заглянула к отцу в комнату. Его еще не было, она прошла в коридор и увидела, что куртки отца тоже на вешалке нету. Тогда она решилась заглянуть в кухню. За столом она увидела Алмаза с бутылкой шампанского в руке из которой он разливал пенящийся напиток в бокалы дальнего родственника Владика и сидящей у него на руках ухоженной симпатичной блондинки, появление которой в своей квартире Татьяна никак не ожидала.
Татьяна с ходу определила в ней Рублевскую женщину по парижским сапожкам и английским шмоткам. Алмаз и компания настолько были увлечены процессом разлития шампанского по её подарочным бокалам, что даже не заметили хозяйку квартиры, стоящую в коридоре. Первым оглянулся Алмаз, пробежал по ней глазами, отвернулся, поднимая свой бокал, но видимо зрительная память с опозданием передала сигнал мозгу, повернулся и воскликнул:
— А вот и наша Татьяна проснулась! С добрым утром!
Блондинка на коленях Владика повернулась и стала разглядывать, стоящую в коридоре в футболке и в джинсах. Татьяну с любопытством.
— Это Татьяна? — недоверчиво спросила она. — Похожа, но почему она в синяках?
— Это не синяки, это тени такие, теперь так модно, — ответила Татьяна, шалея от бесцеремонности с которой разговаривала с ней нахалка, — могу и вам поставить такие тени одним ударом под оба глаза.
Блондинка восприняла всё это как веселую шутку и снова захохотала, закинув голову далеко назад и уложив её на плечи к Вадику, который бережно обнимал свою пассию за талию и поглаживал по обнаженному бедру. Алмаз подключился к её хохоту, весело, словно не ему, а Татьяне должны были завтра отрубить палец.
— Татьяна, ты не стесняйся, заходи, — предложил Владик, — знакомься — это Вика, моя подруга. Я сегодня с ней в баре познакомился. Она когда узнала, что у меня дома живут Татьяна и Алмаз сказала, что от меня не отвяжется, пока я вас с ней не познакомлю.