Мост через Бездну
Шрифт:
– Какая разница Дрейк? Ты хочешь упрекнуть меня…
– Мы оба вне закона. – Прервал его реплику Драйв. – Но я в свои сорок девять лет прожил две жизни, постепенно понимая, что мир не ограничен рамками дикой Окраины. Ты же застрял между прошлым и настоящим, у тебя один путь, прямой и предсказуемый. Сам понимаешь какой. – Дикс неожиданно вздохнул. – Я тоже был слеп, считая что нищее, хреновое детство и хронические нелады с законом дают мне право забирать от жизни все, до чего способен дотянуться мой разум, а значит и руки. На самом деле все не так просто, Анжи. Есть предел. Киберпространство научило меня мыслить, и однажды я понял,
– Ты раскаиваешься?
– Да… Да, Фрост, я раскаиваюсь, ведь она – последовал короткий кивок в сторону камеры, где лежала Яна, – она похожа на меня, а ее любовь выдержала жестокое испытание. Я хочу вернуть им счастье, исправить то что сломал, и может тогда моя душа снова обретет равновесие. Тебе это не нужно, непонятно, потому я прошу – улетай. Иди своей дорогой Фрост…
– Ты спятил Дрейк.
– Нет, я всего лишь увидел последствия своих поступков. Я увидел как серв-машина в отчаянье разгребала песок, я слышал его голос, я прочитал в те мгновенья его жизнь… и невольно примерил судьбу Джона к себе…
– Так значит дело не в системе самоликвидации Башни? Я думал ты создаешь биологическую куклу, ключ, чтобы остановить процесс самоуничтожения.
– Нет. – Покачал головой Драйв. – Тем более, что ты нашел выход отсюда.
– Хорошо… – Фрост опять начал мерить нервными шагами пространство лаборатории. – Могу я попросить тебя о последней услуге?
– Ну?
– Здесь есть ремонтные механизмы, но я не знаю как с ними обращаться. Ты можешь активировать их и дать задание залатать дыру в корпусе корабля? Клянусь, я больше не стану доставать тебя… хочешь остаться тут – оставайся. Я последую твоему совету и улечу.
Драйв посмотрел на отчет системы, продолжающей процесс копирования данных с запоминающих устройств кристаллосферы и кивнул:
– Ладно Фрост, я помогу тебе.
Второе возвращение в мир было окончательным и бесповоротным.
Яна долго лежала, прислушиваясь к себе самой. С трудом верилось, что пробуждение реально: теряя сознание в накопительном отсеке она, прижимая к груди разбитую кристаллосферу, всерьез попрощалась с жизнью.
Воля мнемоника, продиктованная собственному разуму, равносильна самоубийству.
Она хотела умереть во сне, но не оттого что узнала в какую физическую оболочку оказалась заключена душа Ветра. Нет. Когда две трети жизни проходят за гранью реальности, грубые, парадоксальные вывихи реала становятся не так страшны.
Сидя на холодном полу, она не ощущала ничего, кроме вселенской пустоты.
Погибла любовь. Из жизни исчезло единственное чувство, наполнявшее ее смыслом.
Чувства мнемоника остры, они не терпят фальши, и любая мысль звучит как приговор.
Я люблю тебя, Ветер… горько шептали ее потрескавшиеся искусанные
Бездна отвечала ей немым криком.
Нейромодули в последний раз включились в работу, отдавая не внешнюю команду, но внутренний приказ.
…
Она не умерла, и это казалось невероятным.
На фоне слабости проплывали клочья воспоминаний, какие-то обрывки разговора двух людей, споривших между собой, и вдруг…
Яна почувствовала его…
Как отголосок далекого шепота, как знакомый запах, эманация ментального поля проникла сквозь прозрачный пластик и коснулась рассудка.
ЭТО БЫЛ ОН!!!
Яна Лаумер могла ошибиться, но Селена – нет.
Оказывается как это страшно – обладать не свойственными обычному человеку средствами восприятия мира. Наступает миг, и они входят в жесткий конфликт с рассудком, опровергая логику, отбрасывая память, прямо указывая: ОН ТУТ!!!…
…
Драйв, о чем-то разговаривавший с невидимым собеседником, вдруг резко обернулся.
Прозрачная крышка биокамеры, под которой почти двое суток уникальные медицинские системы боролись за жизнь и рассудок Яны, вдруг начала резко подниматься вверх, действуя сама по себе, без команд… по крайней мере сигналы на контрольной панели по-прежнему свидетельствовали, что она остается в закрытом положении.
Так возвращается к жизни мнемоник… – Подумалось Дрейку и он, вместо того чтобы поспешить к демонстрирующей явный сбой камере, встал и отошел вглубь помещения, где по углам гнездился фиолетовый сумрак.
Он не собрался подслушивать, просто не успел отключить собственные нейромодули.
…
Тело плохо подчинялось разуму, теряя координацию движений, руки ухватились за мягкий уплотнитель, пальцы впились в него, до боли в суставах… она с трудом выбралась наружу и застыла, осязая пространство незнакомого помещения.
Кибрайкера она просто проигнорировала, все чувства, ощущения сосредоточились на смутной фигуре, казавшаяся издали мрачноватой, сумеречной, – он стоял спиной к ней, подле работающего стек-голографа, и что-то внимательно рассматривал в трехмерной проекции.
Яна пошатнулась от мгновенного безошибочного узнавания.
– Ветер!…
Горячий шепот заставил задрожать воздух.
Он вздрогнул и начал резко оборачиваться.
Мудрый человек сказал, что глаза, – это зеркало человеческой души. Селена встретила знакомый глубокий взгляд, который, соприкоснувшись с ее теплыми зрачками, вдруг потянул, будто омут, увлекающий неосторожного пловца в бездонную глубину, и тут же отпустил, потеплел в ответ… – все происходило как несколько лет назад, при их первой случайной встрече в киберпространстве, с той лишь разницей, что теперь они рванулись навстречу друг другу, еще не веря, что это происходит наяву.
Каким острым, пронзительным оказалось живое тепло его рук,как дрожали их пальцы и срывался голос:
– Селена…
– Ветер…
Мир разлетался радужными брызгами грез.
Здесь в сумеречном зале давно позаброшенного зловещего комплекса заново рождались тела и души, реальность смешивалась с нереальным, и два… нет, три человека вдруг подумали, что в этом грешном мире все же осталось место для чуда…
Драйв не смотрел на них, по его щекам впервые за много лет скатывались непослушные воле кибрайкера слезы.