Мост для императора

Барышникова Галина

Был обычный день, который перешел в их обычный вечер. Задачу они перед собой поставили простую – пройти по всем мостам города. Они прошли по всем мосткам Яузы, по двум мостам через Москва – реку, пешком дошли до Кремля. Так, неспешно гуляя, они за месяц протопали всю старую Москву, постигая ее ногами и умом, измеряя возвышенными строками стихов. Майка была хорошо знакома с архитектурой города, и Ваня узнал много нового. Но куда же она сегодня делась? На третью смс не отвечает. Странно. Иван вдруг понял, как привязался к этой маленькой девчонке. А прошло-то всего ничего: в сентябре на

посвящении в студенты они вместе на капустнике такое навыдумывали: она была альфой, он – омегой. Она – на старте, он – на финише. Она – сочная муза, он – сухая история. Она – кнопка, он – под два метра. Она – как фарфоровая японская статуэтка, с огромными глазами цвета буйного моря и открытой солнечной улыбкой. Он – русский богатырь с копной кудрявых волос и недоверчивым прищуром глубоко посаженных серых глаз. Короче, ничего общего. Но вместе с тем они отлично дополняли друг друга.

Между парами Иван попытался дозвониться. Майка упорно молчала. Юноша не на шутку забеспокоился. В обеденный перерыв он решил добежать до её дома, был, конечно, шанс опоздать на следующую пару, но…

Он влетел в троллейбус. Вот площадь Индиры Ганди, вот ее дом… Юноша набрал номер квартиры в домофоне.

– Кто там?

– Майка, что случилось?

– Заходите.

Входная дверь подмигнула ему зеленым огоньком и открылась.

Дверь в квартиру тоже была приоткрыта. Иван никогда раньше не переступал порога её дома. Они расставались у подъезда, и лишь однажды Майка позволила проводить ее до этажа. И вот – приглашение…

Он робко переступил порог. Пахло сандаловыми палочками. На стенах висели картины, написанные сочным, густым маслом. Чуть дальше стоял стеклянный стеллаж с яркими и чудными сувенирами, привезенными из разных стран. Он имел вид рождественской елки.

Ах, как же хорошо Майка вчера читала ему на Салтыковском мосту «Рождественский романс» Бродского:

Плывет в тоске необъяснимой

Среди кирпичного надсада

Ночной кораблик негасимый

Из Александровского сада…

Ночной фонарик нелюдимый,

На розу желтую похожий,

Над головой своих любимых,

У ног прохожих…

Иван перевел взгляд: в углу стояла огромная ваза с нарисованными женскими фигурками. Ого, наверно, фарфоровая, из Японии. Иван мысленно подставил к этой вазе Майку. Они оказались почти одного роста и схожие по форме… Точно. «Я всегда знал, что Майка – фарфоровая статуэтка», – подивился он сходству. И только потом увидел на полу белые листки с указательными стрелками и надписи на них. «Тут можно разуться». Он разулся. «Тут желательно повесить свою одежду». Он снял куртку. «Тут можно помыть руки». Он включил свет и вошел в черно-белую ванную. «Теперь туда».

Повороты коридора, как извивы реки, вывели его в гостиную. На парадно сервированном столе – свеча. Рядом – его позавчерашние вишневые хризантемы.

Майки нигде не было. Но… вот что-то за бамбуковым занавесом вдруг зашевелилось, и под тихий перелив шуршащего полотна появилась она, словно сошедшая со своей напольной вазы, в лаконичном белом платье с вышитой веткой цветущей сакуры. Волосы, как всегда, были заплетены в немыслимые косицы, поднятые к самой макушке. Иван подскочил к ней.

Она прижалась к нему щекой и тут же отстранилась.

– Смотреть можно, трогать – нельзя.

– Но я…

– Садись.

– Я тебе обзвонился.

– Я видела…

– Я волновался.

– Я знаю.

– Что случилось?

– Ты пришел, и это самое главное.

– Майка, у меня еще две пары…

– А раньше ты никогда не прогуливал?

Иван пожал плечами и рассмеялся.

– С таким блеском, – и он провел ладонью по пряному воздуху, – пожалуй, что нет.

Майка поставила на стол третий прибор.

– Я загадала…

– Что?

– Если ты сегодня, в такой день придешь, значит…

– В какой день, Май?

– Сегодня мне исполнится восемнадцать. – Она подняла голову к большим часам. – Через двадцать минут…

– И ты ничего вчера не сказала? Я же мог не прийти.

– Значит, не мог, раз пришел. – рассмеялась она.

Иван перевел взгляд на третий прибор.

– А это кому?

– Я хочу тебе сделать сюрприз.

– Еще один?

– Мама-а-а! – громко позвала Майка, и голос ее странно отразился в зеркалах, из которых вдруг вышла такая же кудрявая, с пестрой рыжинкой в волосах, женщина.

Зеркальные раздвижные двери. Иван присвистнул: вот что значит папа-художник. Оформить дом, как волшебную шкатулку Синбада-морехода и нарисовать таких двух одинаковых, лукаво смеющихся женщин в одинаковых белых платьях…

Он растерянно крутил головой и этим рассмешил маму. Та звонко, по-девичьи рассмеялась и протянула мягкую теплую ладошку.

– Ольга Игнатьевна.

– Иван… Петрович, – ответил стушевавшийся юноша на радость луноликим дамам.

– Да садись уже! – Выручила его Майка и буквально вдавила в мягкие подушки столового дивана.

Глава 3. Сон в руку

Ночью пришла смс от старого приятеля, с которым Ваня вместе заканчивал школу. Глеб писал: «Надо встретиться. Есть дело».

Надо встретиться… Глеб учился на экономическом и еще в школе имел репутацию предпринимателя. Он первым догадался собирать металл и сдавать его за деньги.

– Это для вас – ненужный хлам. А нам, пионерам – пригодится. – объяснял он.

Вот вся деревня на радостях и накидала ему целую машину кастрюль, труб, старых чайников, тазиков и продавленных панцирных кроватей. А Глеб потом сдал это сокровище в приемный пункт и купил себе подержанный мотоцикл.

А вот, когда два года назад Ивану позарез понадобились деньги на путешествие по Германии и он везде искал деньги, то Глеб словно провалился: на все письма, СМСки, звонки – молчание. Да, с Глебом дружить бывало не легко.

И вот, на те, объявился. Есть дело. Конечно, когда у него есть дело, он из-под земли человека достанет.