Мост для императора
Шрифт:
Именно с этой фразы Иван и начал свой разговор со школьным другом.
– Именно об этом я тебе и говорю, Вань. Прямо в точку. – Глеб ликовал.
– Что «в точку»?
– Из-под земли.
– Глеб, ты в своем уме?
– Я в здравом уме, пацан. Я предлагаю тебе вместе со мной заняться выгодным делом. Предки дали денег на днюху. И я купил себе…
– Не томи.
– «Асю».
– Кого?
– Не кого, а что: металлодетектор «ACE Garet». Металлоискатель по-простому.
– Поздравляю. А зачем?
– Нет, ты не понимаешь. Ты – в доле. Будешь архивариусом.
– Кем?
– Поставщиком
– Ну да В Шаликово.
– И там тоже проходили бои, так ведь? Ты рассказывал…
– Ну, да… И даже стояли немцы. Школа сохранилась, где был немецкий госпиталь. А потом там пленных немцев держали…
– Во, Вань! Это же «поле чудес»! И еще. От Шаликово рукой подать до Бородино, где, по слухам, были «крутые» бои с фрицами.
– И чего ты хочешь от меня?
– Ладно, кончай дуться. Дело я тебе предлагаю. Поиск трофеев. Станем копателями – трофейщиками. Весь хабар – пополам.
– Что пополам?
– Хабар, ну, добычу.
– Ты где таких слов понабрался?
– Ко всему надо относиться профессиональною. Знаешь, одного такого «немчика» откопаешь – и машину себе купить можно.
– Да ладно!
– Шоб я так жил. Давай вечером встретимся и все обговорим. С тебя – мозговой штурм, с меня – финансирование и экипировка. Прибыль пополам. Твоя старая тачка еще жива?
– «Нива»? Жива.
– Она не развалится на кочках?
– Обижаешь.
– Тогда – мой бензин, твоя колымага. Идет?
– Идет. Когда едем?
Глава 4. Первая поездка
Октябрь. Замечательная пора. Прозрачность воздуха такая, что, кажется, время замирает, и ты видишь на тридцать лет во все стороны. Свежо, чисто и печально, как во всей России. В деревне пахнет печным дымком. А в доме – яблоками.
Иван растопил печь и подсел к огню. Откусил сочное скрипящее яблоко и наполнился его необъяснимой кисловатой свежестью. Как же хорошо. Вспомнилось, как бабушка привезла несколько саженцев с Украины, а прижилась только одна яблонька, и папа назвал ее Федорой. Потому как вырасти-выросла, а яблок не давала. «Велика Федора, да дура.», – ворчал отец. А теперь – вон какая стала. Силища. А яблоки – в два кулака, краснобокие, сочные, кисло-сладкие, вкусныяяяя!
Он снова с хрустом откусил яблоко – спелое, огромное, малиновое и прозрачное одновременно.
Детство… Иван посмотрел на печурку и засмеялся вслух. Да, было время, когда он спал на этой печке, вытянувшись во весь рост. А теперь, пожалуй, и с поджатыми ногами не поместится. Да и сам домик стал каким-то маленьким и подслеповатым. Вот сеструха Алка, хоть и мала ростом, да и та бы сейчас на печуре этой не поместилась. А было же время, когда они вдвоём тут лежали и шептались до утра, слушая сонные посвисты родителей…
Хлопнула
– Вано, шашлыки готовы. Будем на улице есть?
– Ну да, под яблоней. Пока солнце – тепло.
Ребята, захватив тарелки и наспех наструганный салат, вышли в сад.
– Ты уже позвал аборигена?
– Завязывай дразниться, дядя Лёня – друг моего отца, понял?
– Понял. Нам нужен проводник. Ты карту распечатал?
– Обижаешь, – Ваня достал из дедовского военного планшета аккуратно сложенную карту.
– А твой дядя Лёня оповещен о первом заседании нашего штаба?
– Сказал, что скоро будет.
И тут из-за забора донеслось звонкое:
– Не будет, а должен быть!
За калиткой как из-под земли вырос легкий на подъем и быстрый на язык старый друг отца – дядя Лёня Тавлов. Сухощавый, кудрявый, с какими-то ангельски синими глазами, он обладал энциклопедическими знаниями и вспыльчивым неуёмным характером.
Иван поспешил к калитке.
– Дядь Лёнь, привет.
– Отец приехал?
– Никак нет. Заходи, дядь Лёнь, дело к тебе есть. Знакомься, это Глеб, мой одноклассник. А это – Леонид Анатольевич, папин друг.
– Та-а-а-ак, а с кем же я буду дела делать и водку пьянствовать?
– Обижаете, – с этими словами Глеб небрежно поставил на стол бутылку дорогого коньяка.
Дядя Лёня повертел бутылку, потом не спеша спрятал ее в карман куртки.
– Не люблю я французов. – Он подмигнул Ивану. – До бати твоего подождет.
– Дядь Лень, а что ты знаешь про бои с фрицами? Здесь, у нас, в Шаликово. – с ходу приступил Ваня, обрадованный таким поворотом, так как совсем не употреблял алкоголя.
– Я сам-то не помню, родился я после войны, но вот старики сказывали… В районе вокзала стоял немецкий гаубичный полк. А в сосняке, в районе Захарьино, стояли немцы и румыны. А что это было – батальон или дивизия – сказать не могу. Для местных жителей всё – полк. А зачем вам?
– А что было на Бородино в Великую Отечественную?
– Бой. Говорят, полковник Виктор Иванович Полосухин, командир 32-ой стрелковой дивизии, достал из музея знамена двенадцатого года, с этими знамёнами, значит, наши пошли против немцев.
– Да Вы что? – Глеб сделал восхищённое лицо.
– Да! И не пустили фашистов на Бородино. На шесть суток задержали части механизированного корпуса гитлеровцев.
– Фантастика…
– То-то и оно. И ни одно знамя не попало в руки врага. Четыре знамени «наполеоновских» прошли до Берлина.
– Как наполеоновских? Французских что ли?
– Да каких французских? Наших. Со времен Наполеона.
– Да ладно. Это же невозможно себе представить. Им же… – Глеб прищурился, – два отнимаем, три – в уме, им же по… сто двадцать девять лет.
– Да, дядь Лёнь, думаю, ткань бы не выдержала. Это же в бою, не в музее. – Иван с улыбкой посмотрел на дядю Лёню, а Глеб пренебрежительно хмыкнул.
Но тот не смутился.
– Ну, может, и дубликат сделали, для поднятия духа, не знаю… Я вообще горжусь, что я русский, но «квасной» патриотизм не для меня.