Мост душ
Шрифт:
— Сиди тихо, — приказываю я, проскользнув в ванную, чтобы переодеться.
Я собираю волосы в неаккуратный пучок, пытаясь не думать о том факте, что мой лучший друг бесспорно становится всё сильнее. Я вытаскиваю цепочку из-под воротничка футболки и рассматриваю покачивающийся зеркальный кулон. Зеркало, способное показать правду. Зеркало, которое напоминает духам, что они мертвы. Зеркало, которое сдерживает их, чтобы я могла вынуть нить и переправить их на ту сторону.
На меня смотрит собственное отражение, неуверенное, и я пытаюсь не думать о Вуали, или причине, по
Я пытаюсь не думать о снах, где глаза Джейкоба становятся алыми, и мир вокруг него распадается на части, и он не помнит меня, не помнит кто он, и мне приходится выбирать между спасением лучшего друга и спасением всего сущего.
Я пытаюсь не думать ни о чем из этого.
Вместо этого я заканчиваю переодеваться и когда возвращаюсь из ванной, Джейкоб распластался на полу перед Мраком, и занимается тем, что отдаленно напоминает игру в гляделки. Он необычный призрак. Он мой лучший друг. Джейкоб переводит взгляд на меня, и я знаю, что он может услышать мои мысли, поэтому сосредотачиваюсь на Мраке.
Кошачий черный хвост лениво дергается из стороны в сторону, и мне интересно, уже не в первый раз, могут ли коты…даже такие булкообразные коты…, могут видеть больше, нежели доступно обычному глазу, могут ли ощущать Вуаль, и призраков за ней так, как могу это я.
Я поднимаю камеру с пола, перекидываю фиолетовый ремешок через голову, и ставлю новую пленку. Мои родители попросили меня задокументировать закулисье их шоу. Словно помимо этого мало у меня забот сдерживать злонамеренных призраков от хаоса.
Но эй, всем ведь нужно хобби.
— Я бы рекомендовал видеоигры, — говорит Джейкоб.
Я смотрю на него сквозь объектив, настраивая фокус камеры. Но даже когда комната расплывается, Джейкоб нет. Его всегда видно четко и ясно. Эта камера, как и всё в моей жизни, немного странная. Она была со мной, когда я тонула, и с тех пор она тоже видит больше, чем положено.
Как и я.
Мои родители, Джейкоб и я идем по коридору, который украшен как и наша комната: насыщенный голубой и фиолетовый тона, а настенные бра в виде рук. Большинство из них держат лампы. Но время от времени ладони встречаются пустые.
— Дай пять, — говорит Джейкоб, хлопая по одной из ладоней. Она раскачивается, угрожая упасть, и я бросаю на него уничижительный взгляд. Он же одаривает меня застенчивой улыбкой.
Чтобы спуститься вниз, нам приходится обойти зловещий лифт из кованого железа, который достаточно велик для одного и вместо него выбираем деревянную лестницу. Потолок выкрашен так, чтобы все внимание сосредоточилось на пустых стульях и столе, и эффект такой, словно я наверху и смотрю вниз — головокружительный эффект.
Я чувствую, что за мной наблюдают и оборачиваюсь, чтобы увидеть в нише мужчину, который выглядывает из-за занавески. Стоит мне
Джейкоб наклоняется к ней.
— Выглядит сердитым, — говорит он, но я не согласна. Мистер Кардек хмурится, но папа так иногда делает, когда он над чем-то размышляет слишком сильно. Мама всегда говорит, что у него заводное лицо, вроде как она даже видит, как у него вращаются шестеренки.
Но во взгляде статуи есть нечто жуткое. Я понимаю, что его глаза сделаны не из меди, а из стекла: темный мрамор с вкраплением серого. Мама зовет меня, и когда я оборачиваюсь, вижу её и папу у выхода. Джейкоб и я отворачиваемся от жуткого призрачного взгляда статуи.
— Готовы? — спрашивает папа, открывая дверь. И после этого мы все выходим на солнце.
* * *
Жара обрушивается на меня, словно свинцовый шар.
В северной части штата Нью Йорк, где мы живем, летнее солнце жаркое, но в тени прохладно. Здесь же, солнце — раскаленная жидкость. даже в тени воздух похож на суп. Я обмахиваюсь рукой, ощущая, как на коже выступила влага.
Но жара не единственное, что я заметила.
Мимо нас с грохотом проезжает экипаж, запряженный лошадьми. Катафалк едет в другую сторону. И я даже не в Вуали. Это живая, дышащая версия Нового Орлеана.
Мы остановились во Французском Квартале, где улицы носят название Бурбон и Роял, где здания невысокие и приземистые, а балконы из кованого железа, словно плющ украшают каждое здание. Это столкновение цвета, стиля и звука. Булыжники и бетон, извилистые деревья и испанский мох. Я никогда не была в настолько противоречивом месте.
Эдинбург — первый город, в который мы отправились для съемок шоу, — был сырым и серым, город старых камней и секретных тропинок, его история таилась на поверхности. Париж был ярким и чистым, золотая филигрань и широкие улицы, его секреты таились под землей.
Новый Орлеан — это что-то.
Это не то место, которое можно запечатлеть на фото. Здесь шумно и многолюдно, и полно вещей, которые совсем не подходят друг другу, стук лошадиных копыт перекликается с клаксоном седана и саксофоном. Здесь множество ресторанов, тату-салонов, магазинов одежды, но между ними витрины, уставленные свечами и камнями, изображениями святых, неоновыми знаками в виде ладони и хрустального шара. Не могу сказать точно, что из этого шоу для туристов, а что реально.
И поверх всего этого… или точнее, за всем этим, — Вуаль, полная призраков, которые желают быть услышанными и увиденными. Духи иногда застревают в ней, пойманные в петлю последних мгновений жизни, и моя работа — отправить их на ту сторону.
— Спорно, — говорит Джейкоб, который притворяется, что совершенно для девочки совершенно нормально слышать постоянное ту-тук-тук от призраков и ощущать постоянное давление по ту сторону от тех, кто желает проникнуть сюда. — Я лишь хочу сказать, когда это «отправка призраков» сделала твою жизнь проще?