Мост над бездной
Шрифт:
Ршава собрался с духом. Он всегда был на стороне Малеина в гражданской войне, и не только потому, что тот был его родственником, а еще и потому, что тот был — хотя бы прежде — здравомыслящим консерватором по натуре, противником перемен в целом и узурпации в частности. Он и теперь оставался противником узурпации. Что же до перемен в целом…
— Ваше величество, я уважаю вас и подчиняюсь, насколько могу, но в этом вопросе я пойду туда, куда ведут мои исследования благого бога и темного бога. Я не вижу иного
— Ты… бросаешь мне вызов? — произнес Малеин так, словно не верил собственным ушам. Автократора видессиан игнорируют не каждый день.
— Я не желаю бросать вам вызов, ваше величество. Я всего лишь желаю следовать за истиной.
— Да плевать мне на твою истину! И на тебя тоже! — рявкнул Малеин. — Ты больше не мой брат. Я отрекаюсь от тебя! Я изгоняю тебя! Избавь меня от всего, что у тебя здесь есть: самого себя, твоего барахла, лошадей, и от твоей тени тоже. Отныне ты уже не член нашей семьи. И никогда больше им не будешь. Убирайся! — И он театрально указал на дверь.
Если бы Ршава не был его родственником, автократор приказал бы его казнить. В этом прелат был уверен.
— Как пожелаете, ваше величество. Я Ршава, священник. Этого достаточно.
— Ты будешь Ршавой, преданным анафеме. Ты будешь Ршавой приговоренным. Я умываю руки. — Малеин даже изобразил, как он это делает. — Если ты созовешь синод, то все, что с тобой случится, не будет иметь ко мне отношение. Да это и не понадобится. Ты сам себя погубишь.
— Я рискну.
Малеин не ответил. Он лишь стоял, указывая на дверь. И Ршава вышел.
Будучи всегда богатым человеком — и всегда родственником автократора, — Ршава мало знал о том, как живут в Видессе простые люди. Неожиданно он стал одним из них. Он мог бы бесплатно жить в монастыре до тех пор, пока желал бы там работать, но подобную мысль он сразу отогнал. Она попахивала лицемерием. Монахи собираются в монастыре, чтобы поклоняться Фосу. Ршава же поставил перед собой цель выкорчевать эту веру и заменить ее чем-то… чем-то более истинным.
Если он останется совсем без денег, то мысли насчет лицемерия станут роскошью, которую он не сможет себе позволить. Но пока еще мог.
Он продал степных лошадок. Теперь, вернувшись в столицу, он даже представить не мог, что снова захочет уехать. Первый торговец, которому Ршава предложил лошадей, взглянул на них с нерешительностью: он явно репетировал такое выражение лица каждое утро перед зеркалом.
— Даже не знаю, смогу ли я много за них дать, святой отец, — заявил он и, с артистичной скорбью в голосе, добавил: — Кто захочет купить таких лохматых коротышек?
— Это хаморские лошадки. И ты не хуже меня знаешь, что это за лошади и на что они способны. Прикидываясь, будто не знаешь, ты тратишь мое время и оскорбляешь
Лошадник моргнул. К подобной грубоватости он не привык. Он облизнул губы… Что-то в словах Ршавы нагнало на него страх божий — страх, о котором, как полагал торговец, он уже давно забыл. Попытавшись рассмеяться, он издал звуки, больше похожие на воронье карканье.
— Э-э… и сколько вы за них хотите, святой отец?
Ршава назвал желаемую сумму. Лошадник начал было смеяться вновь, но быстро передумал.
— Я дам вам половину, — заявил он.
— Я же сказал: не трать мое время зря, — напомнил Ршава. — И очень немногим повезло услышать мое предупреждение дважды. Так что можешь или считать, что тебе повезло, или дальше оставаться дураком. Моя цена справедлива: да или нет? Ты получишь прибыль от продажи лошадей, если купишь их за эту цену: да или нет?
Лошадник едва не начал привычно торговаться, но ему повезло: он посмотрел Ршаве в глаза. И то, что он в них увидел, заставило купца попятиться, очертить на груди символ солнца и выдохнуть:
— Фос!
— Это не ответ, — невозмутимо заметил Ршава. — Так каков твой ответ?
— Я… я заплачу, сколько вы просите, святой отец. Только… только ничего не делайте, — почти взвыл от испуга лошадник.
— Я ничего не делаю. Я ничего не сделал. Я ничего не сделаю.
Ршава сумел навести ужас, даже спрягая глагол. Он протянул руку. Торговец заплатил ему всю запрошенную сумму до последнего медяка. И когда Ршава ушел, с облегчением выдохнул.
— Что это с тобой? — поинтересовался другой барышник. — Выглядишь так, словно по твоей могиле прошелся гусь.
— Хорошо бы всего лишь гусь. Скорее, один из тех длинноносых зверей, что привозят из-за моря Моряков.
— Слон, что ли?
— Он самый. А то и два.
Домовладелец Ршавы, страдающий профессиональным любопытством мужчина по имени Лардис, не понимал его. Почему священник не живет в монастыре, а снимает комнату над таверной? Ршава ничего не собирался объяснять.
Когда же он переспал со служанкой из таверны, Лардис перестал задавать вопросы, решив, что знает, к какому типу священников принадлежит Ршава.
В противоположность ему, Ршава вовсе не считал, что принадлежит к таким священникам. Его моральные принципы остались не менее строгими, чем прежде: в словаре Ршавы редко отыскивалось слово «компромисс». Но его исходные моральные предпосылки изменились. Если Скотос оказался сильнее Фоса… В империи была популярна пословица: «Когда приезжаешь в столицу, ешь рыбу».