Мост висельников
Шрифт:
Я сжал пальцы. Мне до боли хотелось сделать… что-нибудь, но тот, кем я был, и тот, кем притворялся, еще не решили, что именно. Хотя времени оставалось в обрез. Каждая секунда была подобна звону смертей, из распахнувшихся адовых врат, готовых впустить одну-две погрязшие в грехах души.
Шесть лет — долгий срок, чтобы носить чужое лицо. Особенно когда я еще даже не успел вырасти в мужчину, как меня заставили надеть его. Я не знал, кто я теперь. Поэтому я сосредоточился на том, что знал: кому я принадлежу.
У меня в кармане зажужжал телефон, и я вытащил его, глядя на единственную
Черная вдова:
Мы поддерживаем «Арлекинов».
Я засунул телефон обратно в карман, выхватил пистолет из-за пояса и ухмыльнулся, когда меня наконец освободили от моей собственной петли.
Это был день, когда я оставляю «Мертвых Псов» позади. Это был день, когда я узнаю, кем я был на самом деле. И, черт возьми, я долго шел к этому.
Взгляд Шона встретился с моим, когда я поднял пистолет, и его зрачки расширились, когда он осознал только что открывшуюся ему реальность. На его самодовольных губах замирала усмешка, когда он наконец увидел правду обо мне и узнал, какую гадюку он пригласил в свой дом.
Моя кривая улыбка была единственным предупреждением, которое он получил. Вес оружия в руке принес долгожданное облегчение, а вкус свободы в воздухе звал меня домой. Нужно было только понять, где может быть этот дом, и я наконец-то окажусь в безопасности, вдали от холода.
Я быстро выпустил три пули подряд: одну в грудь ближайшего ко мне человека, одну в веревку, на которой висел Фокс Арлекин, и одну прямо в черное сердце гребаного Шона.
Шон дернулся в сторону, когда я выстрелил, пытаясь избежать того, что было для него теперь неизбежно, но взвыл от боли, когда пуля нашла свое пристанище в его плоти. Он зарычал от шока и боли, отступив на несколько шагов назад, пока задняя часть его коленей не уперлась в край невысокой стены, окаймлявшей мост. Он закричал от ужаса, его руки взметнулись вверх, когда он перевалился через стену, ноги взметнулись над головой, и он упал с моста с криком испуга.
Мужчины, атаковавшие Лютера Арлекина, развернулись ко мне лицом как раз в тот момент, когда пара далеких всплесков донесла звук падения Шона и Фокса в реку. Улыбка на моем лице стала шире, когда я вдохнул свежий воздух и приветствовал все, что приготовила для меня эта новая реальность. Я больше не был «Мертвым Псом». Я наконец-то освободился от поводка.
Повисла тишина, когда люди, среди которых я жил и работал годами, уставились на меня в шоке, замешательстве, ужасе и тревоге, наконец-то увидев меня таким, каким я есть. Змея в высокой траве, только и ждущая момента, чтобы напасть, яд, капающий с моих клыков, и голод в моем животе, который копился годами.
Первый из них, оправившись от шока, бросился на меня, замахнувшись чертовым топором на мою голову, но я увернулся и выстрелил ему в лицо своей последней пулей.
Кровь забрызгала мне щеки, и я рванулся вперед, вырвав топор из его мертвой хватки еще до того, как он коснулся земли, и с яростным ревом замахиваясь им на следующего человека, который бросился на меня.
Я был зверем с перерезанной привязью,
В мою сторону летели пули, но я двигался быстро, уворачиваясь и проскальзывая между ними, используя стрелявших как щиты. Я пробирался к Лютеру, размахивая топором с безрассудной яростью в сторону любого, кто был достаточно глуп, чтобы приблизиться ко мне.
Лилась кровь, кричали люди, и боль пронзила мою руку, когда пуля попала в меня, но я продолжал сражаться, и чувство самосохранения исчезло, когда я сбросил оковы ложной жизни, которой жил слишком долго, и добрался до человека, который теперь был для меня приоритетом.
Лютер Арлекин боролся за свою жизнь, и я видел, как в нем происходят изменения, пока он размахивал кулаками, нанося удары, ломающие кости и сокрушающие челюсти, — для него тоже наступило время новой реальности. Он думал, что видит, как умирает его сын, и был готов последовать за ним в смерть, но теперь воля Божья изменилась, и все снова стало возможным. Просто мой бог жил немного ближе к дому, чем тот, кого он, возможно, благодарил.
Я добрался до него за считанные минуты или секунды, потеряв всякое представление о времени из-за жара схватки, ощущения крови на коже и боли от ран. К огнестрельному ранению присоединились порезы и синяки, но у меня не было времени на то, чтобы осматривать их.
Я схватил его за татуированную руку и потащил к краю моста, размахивая топором, чтобы проложить нам путь сквозь массу тел, давящих на нас. Я не поднимал головы, пока раздавались новые выстрелы: растерянность и удивление прошли, хотя их лидер и его второй командир не отдавали им никаких приказов. Но вскоре до них дошла реальность того, что я только что сделал, кто на них напал и что происходит, и нам нужно было убираться отсюда к чертовой матери, пока нас не окружили и не расстреляли.
Лютер бросился за мной, хотя в его глазах читалось недоверие. Я лишь мрачно улыбнулся, наслаждаясь ощущением свободы, когда мы добрались до невысокой стены, стоявшей между нами и единственной надеждой на спасение.
— Кармен Ортега передает тебе привет, — прорычал я, таща его за собой, запрыгнул на стену и с радостным воплем спрыгнул.
Лютер выругался, когда тоже прыгнул, воздух пронесся мимо нас, когда река устремилась нам навстречу, и все, что мы могли сделать, это молиться, чтобы внизу не оказалось камней.
Я сильно ударился о поверхность, погружаясь под воду, звуки выстрелов, которые гнались за нами, заглушались, и ничто, кроме рева бурлящей реки, не наполняло моих ушей. Вода была ледяной, а течение таким мощным, что угрожало перевернуть меня и взять под контроль мою судьбу, пытаясь дезориентировать в тот момент, когда я окажусь в его объятиях.