Мосты
Шрифт:
— Мне нравится, что ты постоянно придумываешь что-то новое! И как бы от имени королевы. Я рада, что ты так быстро включилась в игру.
— Мне и самой нравится, — улыбнулась Элья, чуть более проказливо, чем позволила бы себе при девочках.
На самом деле, общество королевы тяготило её, и чем дальше, тем больше. Ей для видимости надлежало проводить с королевой некоторые дневные и вечерние часы вместе с остальными фрейлинами. По идее, следовало бы и больше, но государыня предпочитала одиночество. Инильта была молчалива, лишь иногда вставляла фразу-другую в разговор, на
И знала. Всё это время она знала, кто перед ней, и для кого она здесь кочевряжится. Её белоборская сущность, по всей видимости, привыкла к соседству с Макориными заклинаниями — как привыкала ко всему, связанному с Макорой — однако это не мешало Элье чувствовать постоянное присутствие гниющей плоти рядом с собой. Не носом — но всем телом. Ей казалось, она сама пропиталась этим отвратительным смрадным запахом. У Эльи начались кошмары — иногда она просыпалась от ощущения, что мёртвая королева присутствует в комнате и смотрит на неё неподвижным взглядом своих неживых глаз.
Однако Макора обо всём этом не ведала. Колдунья с радостью спихнула на помощницу заботы о королеве и занималась другими государственными делами. Лишь изредка, для порядка, интересовалась происходящим.
— Что у тебя дальше в планах? — спросила она однажды.
— Королева пожелала свой портрет. Я как раз подыскиваю подходящего живописца.
Макора слегка поджала губы:
— Лучше бы ты спросила сначала у меня. Изображение такой сущности, как наша Инильта, может выйти боком, понимаешь? Особенно если художник хороший. Не хотелось бы таким образом плодить нежить…
— Значит, найду не очень хорошего, — пожала плечами Элья. — Возможно, государыня пожелает осчастливить какого-нибудь бедного портретиста, чей талант, по её мнению, не понят современниками?
Макора хмыкнула:
— Ну хорошо, моя дорогая. Только не перестарайся, пожалуйста. И когда портрет будет закончен, обязательно покажи его в первую очередь мне. И ещё, мне нужно, чтобы художник работал быстро — до отъезда в Татарэт осталось меньше месяца.
Элья легко согласилась. У неё имелись свои критерии для выбора живописца: в первую очередь, ей требовалось, чтобы он жил неподалёку от здания с тайником, а во вторую — чтобы был падок на женщин. Как он рисует, девушке было, по большому счёту, плевать.
Далее они с королевой и служанкой посетили несколько выставок — ведь королева слыла покровительницей искусств. Она прошлась по залам, произнеся перед некоторыми полотнами: «Восхитительно, божественно!». Потом Элья переписала у держателей галереи данные художников, которые якобы понравились её величеству больше всего, в свой блокнот, и они с Инеррой-Инильтой, вернулись домой. Перед тем, как сесть в карету, королева коснулась рукой плеча своей верной фрейлины:
— Благодарю вас, моя милая, это был великолепный день!
— Я счастлива, ваша величество.
Элью подташнивало всю дорогу до Сакта-Кей.
Но
Заботу об этом девушка тоже взяла лично на себя, несмотря на большую занятость. Королеве особенно приглянулись работы двух молодых людей — к одному из них Элья и направилась на следующее утро, взяв экипаж с вензелем королевы на дверце, предназначенный специально для фрейлин.
Карета проехала, в том числе, по улице, где находился тайник. На перевёрнутом ящике никто не сидел, но это ещё ни о чём не говорило. Макора как будто стала больше ей доверять — но ведь Элья так думала и тогда, когда за ней увязался Скариф… нет, ночью оно надёжней будет.
Так как шансов было всего два, Элья очень волновалась. Возможно, именно поэтому ей и повезло у первого же художника — он принял это волнение за смущение, и тут же расплылся в улыбке, обнажив белоснежные зубы.
— Рад вас приветствовать, дорогая… желаете портрет?
Слухи не лгали: господин Дерберт был привлекательным молодым человеком, и знал это.
«Впрочем, привлекательным — это как посмотреть», — подумала Элья, без трепета окидывая взглядом высокого брюнета с загорелым лицом и большими карими глазами, которые одна впечатлительная придворная дама сравнивала с горячим шоколадом.
— Да, господин Дерберт, я хотела бы, чтобы вы написали портрет, — подтвердила Элья. — Но не мой.
— О, вы меня расстраиваете, право слово. — Живописец склонил чёрную голову и слегка прищурил глаза. — Я давно не видел женщин с такими совершенными пропорциями лица и такими завораживающими глазами…
Элья смущённо потупилась, делая вид, что эта грубая лесть ей приятна, но через мгновенье снова подняла взгляд, будто вспомнив, зачем она здесь на самом деле.
— Вашими услугами желает воспользоваться сама королева Кабрии, её величество Инильта. Меня зовут Элья, я фрейлина её величества. Рада с вами познакомиться.
У художника упала челюсть и выпучились глаза.
— Но… как… почему я?..
— Королева была восхищена вашими работами в выставочном центре на Медвежьей улице, — с готовностью отозвалась Элья. — Она считает, что в вас скрыт необычайный талант. Скажите, вы могли бы поехать сейчас со мной в Сакта-Кей, где мы обговорили бы детали?
— Непременно… — растерянно лепетал господин Дерберт, лихорадочно вытирая измазанные краской руки, — я сейчас… я только приведу себя в порядок… Вы… может, желаете что-нибудь… пиррей?
— Благодарю вас, я подожду, — улыбнулась Элья, — не торопитесь.
Но художник помчался на второй этаж скачками. Там, по всей видимости, у него была и мастерская, и спальня. Элья же осталась в комнатке, которую можно было принять и за большую прихожую, и за очень маленькую гостиную. Вид комнатка имела немножко деревенский и чем-то напоминала комнату в домике Гарле-каи. Главным отличием были несколько работ художника, развешенные по стенам. В основном, пейзажи, но имелась и пара портретов, где подчёркнуто-небрежная, торопливая манера маскировала недостаток мастерства.