Мосты
Шрифт:
Вдруг вижу - за озером стоит на одной ноге аист, как бы вслушиваясь в тайну утра. Мне не нравится, что аист без пары. Выковыриваю ком земли из копытного следа, швыряю в него. Аист несколько раз неуклюже подпрыгивает и взлетает, хлопая крыльями.
Снимаю рубашку. Брюки. В исподнем хожу из конца в конец делянки, белый, словно ведун, ищущий в ночь под святого Георгия разрыв-траву, чтобы заколдовать стадо.
Нагружаю телегу скошенной травой. Несколько охапок кидаю на колеса, чтобы не рассохлись ободья.
Одновременно с восходом солнца со стороны села доносится дробь барабана, обрывки хоры - долетают через равные промежутки времени на крыльях ветра, на волнах луговой травы, отражаясь в озерной ряби. И чем отчетливей звуки, тем ожесточенней взмахи моей косы.
По ту сторону подводы снова уселся аист. Опускаю косу.
– Кыш, холера!
Сгребаю большие охапки травы и укладываю в тени, под подводой. Надо поваляться в холодке, придавить комарика, покуда дышло само не попросится в дорогу. Первым делом достаю из телеги сложенную калачом веревку, разворачиваю, один конец привязываю к стреноженным коням, затем залезаю под телегу и другой конец веревки привязываю к своей ноге.
Музыка в селе все громче.
И снова аист! Вылезаю из-под телеги, только собираюсь прогнать его, но тут падаю, подсеченный веревкой. Аист перебирается к берегу пруда.
– Эй, Тоадер, ты что воюешь с птицей?
Из пшеничного поля, что возле луга, прямо ко мне идут Георге Негарэ с женой, оба в воскресных нарядах. В руке у них по снопу пшеницы, вырванной с корнем, - еще не осыпалась земля.
Я быстро прячусь под телегу.
– Ладно тебе... портки-то не краденые...
– Проведали свою пшеницу?
– Проведали.
– Хороша?
– Хороша, один у нее изъян...
– Головня?
– Нет.
– Куколь?
– Тоже нет.
– Полегла?
– Да нет. Стоит бодро.
– Ты у отца спроси. Он этот изъян хорошо знает, - подсказывает жена Негарэ.
– Пшеница хороша. Да только начала наливаться, а уже так и клонится к железнодорожной станции. Вот в чем изъян...
– Да... клонятся только полные колосья.
– А ты что хотел?
– Ничего...
– За птицами не гоняйся... Болтовня это, что, мол, если первый раз увидишь аиста без пары, сам без пары будешь круглый год. Вздор, Тоадер. Не верь этим выдумкам. Есть у Георге Негарэ две дочки...
– Почему две? Ты же обещал Вику выдать за другого, - вмешалась жена.
– Так что, если обещал?
– Будь хозяином своего слова. Вика...
– Вот так, фа!
– Пусть забудет о ней думать. Вика...
– Вот и прекрасно! Есть у Георге Негарэ дочь на выданье или нет?
– Вероника
– Маленькая? Выше тележного колеса!.. Замуж ее!
– Перестань! Пошли домой.
– Шапку в нее кидаешь - не падает? Значит, годится замуж.
– Ты что говоришь?..
– Что еще за музыка? Откуда эти цыгане?
– Кто их знает...
– И как ты здесь застрял, Тодерикэ? Разве обойдется без тебя хора?
– Обойдется...
– Но у сердца свои расчеты...
– Человек не должен слушать сердце, - опять вмешалась жена.
– Подымись-ка на гору, жена, дай нам по-мужски поговорить. Я тебя потом догоню. А ты, Тоадер, накосил травы - запрягай лошадей и поезжай.
– Всю неделю кормил их прелой травой.
– Погоняй коня не кнутом, а овсом...
– У него тоже душа живая.
– Конечно... Пришлю сюда старика Петраке, пусть попасет твоих коней. А ты возвращайся в село...
– Хотите, чтобы я вашу Веронику вытащил на хору?
– Почему бы нет?
– Чтобы вывел ее в свет?
– Почему бы нет?
– А потом?
– Потом... На худой конец родим тебе еще одну дочку. Слышишь, жена?
Я выскакиваю из-под телеги, но спотыкаюсь о веревку и падаю на одно колено.
– Видишь, шуток не понимаешь?
Георге Негарэ бросил ком сухой земли в заводь пруда и сказал:
– В этом селе с чернявыми цыганочками только у меня девки белые, как парное молоко. И я никогда не потчевал парней за то, что они пляшут с моими дочерьми. А вот с тобой выпил бы красного вина...
Музыка в селе играла во всю мощь. Гулко гудел барабан, словно кто-то хлопал вальком по зеркалу пруда.
2
– Зачем лошадей привязал к ноге? Не мог к колесу? Испугаются, понесут - костей не соберешь!
– Стреножил я их! Не побегут.
– Легко сказать... Лучше привяжи веревку к колесу.
Я не ожидал, что Негарэ пришлет деда Петраке. В этом не было никакой нужды.
– Вас прислал Георге Негарэ?
– Да.
– У дедушки скверный язык, но, простите, ведь не зря он говорит...
– Что я дурак? Он мне брат. К тому же старший... Не мне его судить.
– И село говорит так же...
– Пожалуй. Но с селом и подавно не сладить...
– Как помню вас, вы ни разу не сердились.
– А зачем сердиться?
– Разыгрываете святого, а село смеется...
– Никогда не разыгрывал!
– Мне стыдно, что вы дедушкин брат.
– Знаю... Но даже если бы я не батрачил у Негарэ, думаешь, тебя считали бы важной птицей?
– И как вы это все терпите?
– Ты многого еще не понимаешь...
– Сколько помню, все время батрачите...
– И не коплю добра...