Мотылёк и танк
Шрифт:
– И вовсе не такая это была глупая шутка,- сказал официант.
– Конечно, он это просто для смеху. И нечего было на него обижаться,сказал бармен.- Бедный малый!
– Понимаю,- сказал я.- Значит, он просто собирался всех позабавить.
– Видимо,- сказал бармен.
– И надо же, такое печальное недоразумение
– А что с его пушкой?
– Полиция взяла.
– Воображаю, как они довольны,- сказал я.
– Да,- сказал бармен.- Конечно. Пульверизатор всегда пригодится.
– А кто он был?
– Мебельщик.
– Женат?
– Да, жена приходила утром с полицией.
– А что она сказала?
– Она бросилась к нему на грудь и все твердила: "Педро, что они с тобой сделали, Педро? Кто это с тобой сделал? О Педро!"
– А потом полиции пришлось увести ее, потому что она была не в себе,сказал официант.
– Говорят, что он был слабогрудый,- сказал бармен.- Он сражался в первые дни восстания. Говорили, что он сражался в горах Сьерры, но потом не смог. Чахотка.
– А вчера он пришел в бар, просто чтобы поднять настроение,предположил я.
– Да нет,- сказал бармен.- Это в самом деле редкий случай. Muy raro. Я разузнал об этом у полицейских, а они народ дотошный, если уж возьмутся за дело. Они допросили его товарищей по мастерской. А ее установили по карточке профсоюза у него в кармане. Вчера он купил этот пульверизатор и одеколон, чтобы подшутить на чьей-то свадьбе. Он так об этом и говорил. Он купил одеколон в лавчонке напротив. Адрес был на ярлыке флакона, а самый флакон нашли в уборной. Он там заряжал свой пульверизатор одеколоном. А сюда, наверно, зашел, когда начался дождь.
– Я видел, как он вошел,- сказал один из официантов
– А тут пели, ну он и развеселился.
– Да, весел он был, это правда,- сказал я.- Его словно на крыльях несло.
Бармен изрек с безжалостной испанской логикой:
– Вот оно, веселье, когда пьют слабогрудые.
– Не нравится мне вся эта история,- сказал я.
– Послушайте,- сказал бармен.- Ну не странно ли? Его веселость столкнулась с серьезностью войны, как мотылек...
–
– Да я не шучу,- сказал бармен.- Понимаете? Как мотылек
и танк.
Сравнение ему очень понравилось. Он впадал в любезную испанцам метафизику.
– Угощаю,- заявил он.- Вы должны написать об этом
рассказ.
Я вспомнил того парня с пульверизатором, его серое восковое лицо, его широко раскинутые серые восковые руки, его подогнутую ногу - он в самом деле походил на мотылька. Не то чтобы очень, но и на человека он был мало похож. Мне он напомнил подбитого воробья.
– Дайте мне джину с хинной.
– Вы должны непременно написать об этом рассказ,- твердил бармен.Ваше здоровье!
– И ваше,- сказал я.- А вот вчера одна англичанка сказала мне, чтобы я не смел об этом писать. Что это повредит делу.
– Что за чушь,- сказал бармен.- Это очень интересно и важно: непонятая веселость сталкивается со страшной серьезностью, а у нас всегда так страшно серьезны. Это для меня, пожалуй, одно из интереснейших, редчайших происшествий за последнее время. Вы должны непременно написать об этом.
– Ладно,- сказал я.- Напишу. А дети у него были?
– Нет,- сказал он.- Я спрашивал полицейских. Но вы непременно напишите и назовите "Мотылек и танк".
– Ладно,- сказал я.- Напишу. Но заглавие мне не очень нравится.
– Шикарное заглавие,- сказал бармен.- Очень литературное.
– Ладно,- сказал я.- Согласен. Так и назовем рассказ: "Мотылек и танк".
И вот я сидел там в то ясное, веселое утро; пахло чистотой, только что подметенным, вымытым и проветренным помещением, и рядом был мой старый друг бармен, который был очень доволен, что мы с ним создаем литературу, и я отпил глоток джина с хинной, и глядел в заложенное мешками окно, и думал о том, как стояла здесь на коленях возле убитого его жена и твердила: "Педро, Педро, кто это сделал с тобой, Педро?" И я подумал, что полиция не сумела бы ей ответить, даже если бы знала имя человека, спустившего курок.