Мотылек

Куксон Кэтрин

Дейв Уотерз был в амбаре, он выслушал дочь и удивленно переспросил:

— Двуколку? Она едет в Ньюкасл? Она никогда не ездила на двуколке в Ньюкасл одна.

— Она так сказала и уже собирается.

Он поджал тонкие губы, и усы у него вдруг ощетинились:

— Пойди вели Грегу запрягать, — сказал он. Потом вышел из амбара, пересек двор и, войдя в кухню, где не было никого, кроме его жены, взволнованно сообщил ей: — Она хочет двуколку, едет в Ньюкасл, говорит, за покупками. Она никогда обычно не ездит на двуколке одна, она не любит двуколку. В чем дело?

— Ну а в чем еще может быть дело? Думаю, просто хочет прогуляться. И ты не прав,

она несколько раз ездила в двуколке одна.

— Да, ездила, но не в город, где такое движение и эти, как их, автомобили. Это очень опасно для первого раза.

— Не понимаю, чего ты нервничаешь? — Пегги посмотрела на мужа почти с жалостью. — То одно, то другое. То дом, то Милли, теперь она. Послушай, она же взрослая женщина, она не Милли и не нуждается, чтобы с ней нянчились. И вообще за последнее время она сильно переменилась. Она стала другой с тех пор, как отменилось обручение.

— Да, она совсем другая, и я знаю, кто тому причина.

Пегги искренне изумилась:

— Ты знаешь, кто причина этого? Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал. И еще скажу, ты совсем слепая, ничего не видишь.

— Чего-чего? — Она возмущенно подбоченилась и с нажимом в голосе спросила: — Это чего же я не вижу?.. Чего же все мы не видим? А ну-ка, говори, говори.

— Брэдли.

— Брэдли?.. Ты хочешь сказать?.. Ха! — Она склонила голову набок. — Ты что, совсем спятил? Брэдли и мисс!

— Ладно, может быть, я и спятил, но у меня еще есть глаза, и я их застукал.

— Что ты говоришь? Что значит застукал?

— Разговаривали.

— О, бог мой! Она разговаривает со всеми нами.

— Верно. Как родитель я читаю между строк и вижу, что происходит. Этот парень все время мутит воду. Да, знаю, он спас меня от петли, и я теперь приклеен к нему, но я не посмотрю. Пусть только попробует пальцем притронуться к ней.

— Дейв. — Она подошла к нему, потрепала по руке, потом погладила по щеке. — Это потому, что ты все время думаешь и думаешь о них обеих, у меня самой они не выходят из головы. Но Роберт... послушай, Роберт — один из самых хороших людей. Ты не прав в отношении него. И он изменился, не осталось городских манер, теперь он как все мы.

— Женщина! — Дейв говорил спокойнее, хотя все так же жестко. — Что знаю, то знаю. Вижу и без глаз. У меня голова пухнет от мыслей, я кожей чувствую, носом чую: что-то в воздухе нависает.

— Ладно, что бы ты такое ни думал, скажу тебе только одно. Бога ради, держи все про себя, не дай бог, она вдруг догадается, что ты так думаешь про нее... и про него, я просто не знаю, как она поведет себя. Послушай, — она покачала головой, — она ведь не чета нам, господский класс, в кармане может быть пусто, но гонор все равно остается. А кто такой Роберт, в конце-то концов? Поденщик. Да, согласна, у него квалификация плотника, но это же не дает ему никакого положения и никакого статуса. Он все равно обыкновенный рабочий. Это же все равно, если представить себе... Ну, например, что один из мальчиков, мастер Арнольд или мастер Стенли, взял за себя Руфи. Знаешь что, дружок, успокойся, хватить терзать себя, смотри на вещи проще.

Успокоиться он не мог, но ответил как мог хладнокровно:

— Я и так думаю проще некуда: что, раньше разве не бывало, чтобы вступали в брак не с ровней?

— Ну, конечно, бывало, — теперь разгорячилась Пегги. — Согласна, только с другого конца. Мужчина брал за себя женщину из низшего класса, случалось, но не наоборот. Я не слышала, а ты когда-нибудь слышал, чтобы

кто-нибудь вроде мисс Агнес позабыл бы себя и искал супруга среди таких... давай смотреть правде в глаза, среди таких, как мы. Так не может быть и так не бывает. Да, если мужчина стоит выше, бывает, но не наоборот. Никогда! Никогда!

Агнес ходила по магазинам на главной улице Ньюкасла. Лошадь с двуколкой она оставила на окраине и до центра добиралась трамваем. Она купила материи на платье для Милли, и у нее появился соблазн купить себе шляпку.

Уже три года она не приобретала себе обнов, если не считать траурного костюма, который пригодился для двух похорон: и матери, и отца. Она спрятала его и решила никогда больше не надевать — он был ей ненавистен.

Шляпка была из зеленого велюра, поля с одной стороны немного загнуты вверх, спереди розовые и лиловатые цветы из фетра. Она была выставлена на самом видном месте в зеркальной витрине, и Агнес сначала подумала, что шляпка ей не пойдет, но через несколько минут, примерив и услышав, как продавщица, женщина опытная и умеющая убеждать клиентов, воскликнула: «Прямо специально для вас, в тон пальто, лучше не найдешь», она решилась и выложила фунт, двенадцать шиллингов и шесть пенсов, сумму, которой никогда еще не доводилось потратить на шляпку.

Агнес попросила упаковать ее коричневую шляпку, которую она носила не снимая каждый день, и вышла из магазина в приподнятом настроении. Об этом можно было догадаться по ее лицу, потому что, пока она шла по Нортамберленд-стрит, несколько прохожих обернулись и посмотрели ей вслед.

Покупка шляпы взбудоражила ее настолько, что она чуть не забыла, зачем придумала эту поездку в город. Однако как только она села в двуколку, то сейчас же вспомнила, и это только укрепило намерение, и она сказала себе, что нет ничего необычного в том, чтобы посмотреть, как дела у человека, — в конце концов, Брэдли работает у нее. Его нет на работе уже пять дней, и она хочет узнать, намерен ли он вернуться или нет.

Она обрадовалась, когда пришло время сворачивать с главной дороги на дорогу в Лэмсли. Подъехав к деревне, она почувствовала, как у нее забилось сердце, и она должна была укорить себя: «Не будь такой глупой, ничего неприличного в том, что хочешь заехать, нет».

Тем не менее, когда она остановилась на краю дороги, набросила вожжи на столб придорожной ограды, потом перешла через небольшую лужайку, за которой стоял дом с длинной пристройкой-мастерской, ее пробрала дрожь.

Дом был очень приятный на вид, каменный и поразительно большой, подумала она, для дома столяра. Она неуверенно постучала в дверь, через минуту дверь открыли, и за дверью стоял он. Первоначальное удивление на его лице тут же растаяло, и оно медленно расплылось в улыбке:

— Входите, входите, пожалуйста.

Она вошла и молча остановилась в маленькой прихожей. Не отводя от нее взгляда, Роберт закрыл дверь и пригласил Агнес в комнату.

— Проходите в гостиную, тетя наверху.

Придержав дверь, он пропустил ее вперед, и она не без удивления отметила, что комната была хорошо обставлена и уютна. Этим она сильно отличалась от других деревенских домов, в которых Агнес доводилось бывать. Мебель была солидной, это и понятно, вероятно, она была ручной работы. Но самым необычным была ситцевая кушетка перед камином с разбросанными в беспорядке подушками, словно на ней недавно кто-то сидел. Определенно, это не та обстановка, которую предпочитает для своих домов рабочий класс.