Мотылёк
Шрифт:
– Как к вам относятся заключенные колумбийцы?
– Есть несколько очень опасных типов, воры – те же убийцы.
В полдень нас вывели во двор. Мы с Клузио уединились, чтобы поговорить. Но за мной прислали полицейского, который отвел меня в тот же кабинет, в котором я побывал утром. Меня встретили начальник тюрьмы и его заместитель, уже знакомый мне. Начальник сидел на почетном месте. Очень темный цвет кожи, почти черный. Похож больше на негра, чем на индейца. Короткие курчавые волосы. Короткие усы над
– Француз, ты находился в бегах семь месяцев, пока тебя снова не сцапали. Что ты делал это время?
– Был у индейцев гуахира.
– Не советую играть со мной в кошки-мышки, мы тебя быстро исправим.
– Я говорю правду.
– Никто с индейцами никогда не жил. Только за этот год они убили больше двадцати пяти пограничников береговой охраны.
– Нет, пограничников убили контрабандисты.
– Откуда ты знаешь?
– Я жил там семь месяцев, индейцы гуахира никогда не покидают свою территорию.
– Ну ладно, может, ты и прав. Где ты украл тридцать шесть золотых монет по сто песо каждая?
– Они мои. Мне их дал вождь индейского племени, живущего у подножья гор, по имени Хусто.
– Как это у индейца может оказаться такое богатство? Да еще он отдал его тебе?
– Вот что, шеф, вы слышали что-нибудь о краже золотых монет в сто песо?
– Верно, не слышали. По донесениям такой кражи не было. Но это не значит, что мы не наведем справки.
– Наведите, это пойдет мне на пользу.
– Француз, за тобой серьезное преступление – побег из тюрьмы Риоачи. Еще более тяжкое преступление – ты помог бежать Антонио, на совести которого жизнь нескольких пограничников береговой охраны. Его ждал расстрел. Тебя разыскивают французские власти. Ты приговорен к пожизненной каторге за убийство. Ты опасный убийца, и я не позволю тебе находиться в одной камере со своими дружками, а то ты снова постараешься удрать. Слишком большой риск. Тебя посадят в карцер до отбытия в Барранкилью. Если будет установлено, что деньги не украдены, мы их тебе вернем.
Меня выдворили из кабинета и отправили вниз по лестнице, которая вела в подземелье. Отсчитал более двадцати пяти ступенек. Едва освещенный, мрачный, сырой коридор. По обе стороны клетки для узников. Одна из них открыта, меня туда и втолкнули. Как только за полицейскими закрылась дверь, на меня пахнуло гнилью и затхлостью от скользкого и грязного земляного пола. Меня стали окликать со всех сторон. В каждой клетке сидели один, двое или трое узников.
– Franc'es, Franc'es! Qu'e has hecho? Por qu'e est'as aqu'i? (Француз, что ты сделал? За что тебя?) Ты знаешь, что это камеры
– Да заткнитесь. Пусть он скажет, – послышался голос.
– Да, я француз. Бежал из тюрьмы Риоачи.
Мою тарабарщину по-испански поняли хорошо.
– Послушай, француз. Надо тебе кое-что сказать. У задней стены камеры – доска. На ней можно лежать. Справа найдешь жестяную банку с водой. Не очень расходуй: дают только немного утром, а просить больше нельзя. Слева – параша. Накрой ее курткой, чтобы меньше воняло. Куртка тебе не нужна – и так жарко. Мы все тут накрываем параши своим тряпьем.
Я подошел к решетке, чтобы лучше разглядеть их лица. Удалось рассмотреть двоих в клетке напротив. Они стояли у решетки, просунув ноги в коридор. Один испанско-индейского происхождения, очень похож на тех полицейских, которые арестовали меня в Риоаче. Другой – довольно светлокожий негр, очень красивый юноша. Негр предупредил меня, что во время приливов в камере поднимается вода. Но мне не следует опасаться: выше пояса вода не доходит. Я не должен ловить крыс, которые могут на меня забраться, – их надо бить наотмашь. Ловить их нельзя – могут укусить. Я спросил:
– Сколько времени вы в этой дыре?
– Два месяца.
– А сколько другие?
– Держат не более трех. Если оставят дольше, значит здесь и сдохнешь.
– А кто здесь сидит дольше всех? И сколько уже сидит?
– Восемь месяцев. Он долго не протянет. Сейчас он может подняться только на колени. Ноги не держат. Посильнее прилив – и он утонет.
– В вашей стране живут дикари.
– А я и не спорю. Твоя страна цивилизованна не больше, чем наша, если дают пожизненное заключение. Здесь, в Колумбии, либо двадцать лет, либо смерть. Больше не дают.
– Согласен. Везде одно и то же.
– Многих угробил?
– Нет. Только одного.
– Быть не может. За одного – и пожизненная каторга?
– Правду говорю.
– Ну, значит, твоя страна такая же дикая, как и моя, не так ли?
– Не будем касаться стран. Ты прав. Полиция везде дерьмовая. За что посадили?
– Убил человека вместе с его сыном и женой.
– За что?
– Они скормили свиньям моего маленького брата.
– Боже, как это? Какой ужас!
– Брат, пятилетний несмышленыш, каждый день бросался камешками в их сына. Несколько раз угодил тому в башку.
– И все-таки это не повод.
– Я тоже так подумал.
– А как ты узнал?
– Брат пропал, и его не было трое суток. Я стал искать и нашел его сандалию в навозной куче. А навоз выбрасывали из свинарника. Я разрыл кучу и обнаружил белый окровавленный носок. Сразу все понял. Женщина призналась перед смертью. Я им разрешил помолиться, прежде чем застрелить. Первым выстрелом я перебил человеку ноги.