Мой ангел-хранитель

_Prince of Darkness_

Асгард давно спит, ни в одном дворце не горит свеча, окна затуманены темнотой, только стражники обходят территорию, высматривая опасность, их шаги, стук доспехов отчетливо слышны в относительной ночной тиши. Вокруг все спокойно, нет ничего, что могло бы потревожить сон мира Богов, все тихо. Сон не пришел разве что глубоко под землю, глубоко в темницу, где мается озлобленный, как хищник, Бог обмана.

Не видя неба уже несколько месяцев, он даже не знает, день сейчас или ночь, он и не думает об этом. Он сейчас думает только о мести. О мести тем, кто посмел тронуть его Сигюн. Локи расхаживает по камере, мерит её широкими шагами, сметая со своего пути мешающиеся стулья, тумбочку. Грохот разносится по подземелью. Умерить

свой пыл Локи пытается изо всех сил, но мысль о том, что он с трудом может защитить самое дорогое, что у него есть, вновь заставляет впасть в необузданный гнев. Расстояние, которое находится между ним и женой, все же отнимает не мало сил, не мало энергии для магии, способной оберегать его семью. В этот момент он проклинает Одина, Тора, безмозглых стражей, которые раздерутся за кубок эля вместо того, чтобы защищать народ от самих себя. Они так легко позволили этим идиотам тронуть беременную девушку, если бы маг вовремя не успел, не известно, что бы вообще случилось, а хотя, нет, известно: Асгард сравнялся бы с землей.

Локи хватает со столика стакан, сильно сжимая его в ладони, силясь раздавить, но вдруг замечает, как рука его стремительно синеет, покрывается коркой льда и инея, на коже начинают появляться мелкие узоры линиями. Маг отбрасывает вещицу в сторону, переводит взгляд на свое отражение в зеркале.

Глаза его налились красным, зрачки обуглились, стали черными, все тело пробрало холодом вплоть до внутренностей. Вновь просыпается ётун в его крови, злоба его вытекает наружу, накаливается, взрывается внутри. Он смотрит на свое лицо, подходит ещё ближе к зеркалу, касается гладкой поверхности тонким указательным пальцем, а затем впивается ногтем и проводит кривую линию, словно царапает свое лицо в отражении, а зеркало начинает замерзать, как-будто в наступление зимних морозов.

Локи старается прийти в себя, он зажмуривает глаза, слушая, как унимается бешеный стук сердца, а потом, спустя минуту, открывает их снова. И снова видит себя прежнего. Ётунская масть спала, но кажется, что внутри вместо крови по венам протекает холодный снег.

========== Глава 36 ==========

Первые лучи солнца постучались в окно, просочились сквозь неплотно задвинутые шторы. Сигюн ощутила их теплый поцелуй на розовой щеке, но глаз по их зову открывать ей не хотелось. Не хотелось вновь видеть это одиночество, пустую кровать, не хотелось заново встречаться с золотыми стенами, не хотелось выплывать из глубокого сна, где в своих объятиях убаюкивали его крепкие руки, где его горячие губы жадно целовали, голос сладко называл её по имени, а его прохладная ладонь гладила её выпуклый живот. Только во сне она может видеть Локи, только во сне она может быть счастлива. Но новый день настойчиво продолжает будить ванскую дочь, и она нехотя разлипает сонные веки. Вчерашние события произошли будто не с ней, должно быть, по велению чьей-то заботливой руки, с пальцев которой слетала магия, воспоминания постепенно затуманились, забылись, а страх, который вчера бился внутри, сегодня разлетелся на части.

Сигюн с облегченным вздохом и легкой улыбкой осторожно уселась на кровати. Несмотря на аккуратность действий, головокружение настигло девушку внезапно, словно волна морская накрыла её с головой, а потом тут же отступила, оставляя после себя легкое недомогание и малейший шок. Девушка мотнула головой, пытаясь согнать остатки дремоты и плохого состояния, но от резкого движения в голову вступила ноющая боль. Сигюн попыталась заглушить её, потирая указательными пальцами виски, и это немного помогло. Ванка поднялась с постели, на ноги надвинула мягкие тапочки, побрела в ванную комнату. Она тщательно умылась, причесала волосы, одела домашний халатик черного цвета, вытканный из шелка. Сегодня Сигюн не собиралась никуда выходить из своей комнаты, сегодня предпочла забыть о том, что за дверью и окнами присутствует мир, живут люди, как это

и было почти целых два месяца. Да и потом сегодня её состояние было каким-то мутным: голова слегка продолжала кружится, поясница побаливала при движении, ходьбе, а внизу живота скапливалась ноющая боль, которая, казалось, постепенно тянет вниз.

Однако, стоило Сигюн задуматься об уединении, как в дверь покоев тут же постучали. Сигюн разрешила войти, и это, как всегда, оказалась Фригга. В её руках был поднос с завтраком, лицо светилось улыбкой, а добрые голубые глаза блистали, словно небесные звезды. Обычно царица любила заделывать свои длинные кудри в высокие прически, или же просто оставлять их распущенными, лишь поддевая на челе венцом, но сегодня впервые Сигюн увидела косу из её роскошных волос, что лежала на её плече, спадала прямо до бедер.

– Доброе утро. Завтрак будущей мамы, - царица поставила поднос на столик перед Сигюн.

– Доброе утро, Ваше Величество. Благодарю, но мне совершенно не хочется есть. Я сегодня неважно себя чувствую.
– Сигюн опустилась в мягкое кресло возле камина.

– Ты должна хотя бы немного поесть, Сигюн. Вчера ты пережила сильный стресс, и тебе нужно набраться сил, - уговаривала Фригга, намазывая кусок мягкой, пышной булочки сливочным маслом.

– Да я сильная, Ваше Величество, - улыбка озарила лицо девушки.
– Все в порядке, а есть мне действительно не хочется.

– Держи, съешь хотя бы его, - неумолимая царица подала сделанный бутерброд девушке, и та со вздохом, понимая, что заботливая Фригга будет настаивать и дальше, приняла его, откусывая маленькие кусочки. Потом Сигюн выпила лимонный чай, и стало чуточку легче, однако не надолго.

Весь долгий день девушка сидела в своих покоях, рядом с ней постоянно находилась Бирта, которая сменила царицу ближе к полудню. Сигюн пыталась отвлечься от своего плохого состояния, она занималась вязанием, читала, рисовала, завязывала веселую беседу с Биртой, но болезненное ощущение не покидало её. Сигюн пробирал легкий озноб, и Бирта укутала её в шерстяной плед; на низ живота продолжалось давление, а поясница ныла все сильнее.

Уже приближался знойный вечер, и Сигюн решила выйти на балкон, чтобы наконец вдохнуть свежего воздуха за весь день. Она попросила у служанки помощи, чтобы подняться с кресла, но стоило ванке встать на ноги, как боль, словно стрела, пронзила поясницу. Сигюн тихо всхлипнула.

– Что с вами?
– взволнованно спросила Бирта, поддерживая девушку.

– Не знаю, - покачала головой ванка, медленным шагом и с поддержкой пробираясь к постели.
– Живот внизу будто скручивают в узел и поясницу ломит.

– Присаживайтесь, Леди. Я сейчас же позову Её Величество, - асинья бегом рванула к выходу. Сигюн осталась одна, она глубоко дышала, пыталась успокоиться, но получалось очень плохо. Живот тянуло вниз, и девушка жмурилась от неприятной боли, от ощущений, но терпеливо сдерживала крики, когда так сильно хотелось закричать. Шевельнуться было ужасно трудно, казалось, что боль все нарастала и нарастала, она становилась каким-то невидимым, огромным, красным шаром, который вот-вот лопнет. Сигюн попыталась лечь, но закинуть ноги на кровать не получилось - внизу живота все ещё сильнее скрутило. Она ахнула, хватаясь за живот, беспомощно оглядываясь по сторонам.

Через несколько минут дверь распахнулась и в комнату забежали Фригга и лекарша, а следом за ними прошмыгнула маленькая Бирта.

– Сигюн, что случилось?
– королева подлетела к девушке, садясь перед ней на колени, заглядывая в её слезящиеся глаза.

– Моя царица, кажется, срок пришел, - сообщила ванская дочь, судорожно хватаясь за её руку. Девушка выдавила из себя улыбку, прекрасно понимая, что боли не утихнут, а только усилятся в скором времени. Она не знала, страшно ли ей было сейчас или нет, она не могла сейчас и вовсе думать, лишь про себя повторяла: “все будет хорошо”.