Мой ангел
Шрифт:
— Нет, — возразила ему Геля, — живет с взрослым сыном. Замужем она не была, других подробностей ее жизни я не знаю. Знаю, только, что работала медсестрой. Олина семья поддерживала с ней хорошие отношения.
— А что знаешь про ее сына?
Геля задумалась:
— Зовут Эдик, то есть Эдуард, ему 55–56 лет. Одно время был преподавателем в строительном техникуме, сейчас тоже как-то связан с подростками. Я редко его вижу. Он странноват, очень замкнутый, всегда здоровается сквозь зубы.
Она замолчала на пару секунд, потом вспомнив что-то, оживилась:
— Бабушка
Дима записал всю заинтересовавшую его информацию, отказавшись от кофе, попрощался с Гелей и Митей, оставшихся наводить порядок, и направился к себе в отдел, чтобы вдумчиво осмыслить полученную информацию и поразмышлять.
— 17-
Павлов начал думать еще в автомобиле по пути на службу. На одном из перекрестков даже пропустил зеленый сигнал светофора, за что удостоился возмущенных сигналов водителей, стоявших позади него автомобилей.
— Бессмыслица какая-то, — думал он, — жили себе хорошие, приличные люди, окружающие их любили и уважали. Кто же тогда их убил? И главное за что? И куда делись те картины?
Добравшись до отдела, он прошел в свой кабинет. Крылова на месте не было. Дмитрий сел за стол, вытащил из сейфа дело Белых и вновь внимательно его изучил. Ничего, что могло натолкнуть его на мысль.
Тогда он взял чистый лист бумаги и стал рисовать. "Символист", шутя, называл его Николай Крылов. Все свои размышления Дима всегда выносил на бумагу в виде кружочков, стрелочек, крестиков и палочек. Ему так было легче думать.
Дмитрий нарисовал вверху листа круг, подписав его по окружности: "Женя, Оля", от круга он провел две стрелки, разделив лист пополам, под одной начертил прямоугольник и написал "картины" под другой в таком же прямоугольнике "квартира". Под "картинами" поставил вопросительный знак. Под "квартирой" перечислил через черточку все имена: Любовь Николаевна (мама Гели) = 50 %, Геля = 0 %, Митя = 25 %, Таня = 25 %. И принялся думать. "Парабеллум" в рисунок преступления не укладывался. Совсем.
— Кому была выгодна смерть Оли и Жени? — размышлял Дима, — На работе все было благополучно, с соседями не ссорились, наследников на квартиру много. И на момент убийства, родители Гели находились у себя в Архангельске, Таня во Франции, Геля ничего не получает, а Митя похож на убийцу меньше всего, он до сих пор так и не отошел от смерти родителей.
Он еще посидел над расчерченным листом и, вспомнив слова Гели, что картины достались ее дедушке вместе с квартирой, провел двустороннюю стрелку, соединив прямоугольники со словами "картины" и "квартира". Вот это, уже было связано между собой, и это была хоть какая-то зацепка.
Быстрее и проще было потянуть на ниточку "квартира", поэтому Дима решил сделать запрос в центральный архив,
Полученный спустя несколько дней официальный ответ на его запрос нисколько не прояснил ситуацию, данные были крайне скудны.
Предоставленная архивная информация гласила, что здание, где сейчас находилась квартира Белых, частично пострадало во время войны, в послевоенные годы было восстановлено и передано в ведомство Минздрава СССР. В 1946 году квартира предоставлена для проживания майору медицинской службы Савицкому Николаю Сергеевичу и его супруге, лейтенанту медицинской службы Савицкой Надежде Георгиевне. В 1994 году квартира была приватизирована Савицкой Надеждой Георгиевной.
Ничего не выяснив для себя, Дмитрий решил съездить в архив самостоятельно и изучить более раннюю историю дома. Перелистав несколько пожелтевших домовых книг, он обнаружил одну заинтересовавшую его запись. Эта запись, с одной стороны, обрадовала его, а с другой, породила новые вопросы. Но самое главное она подтвердила его схему.
В стариной домовой книге было указано, что в период с 1923 по 1942 год в доме проживал Карл Фридрих фон Кош с семьей: супругой Аидой фон Кош (урожденной Вейгер) и дочерьми — Софьей и Ирмой.
Дима внутренне ликовал: "Вот и картины "нарисовались".
Конечно, могло оказаться, что на этом "ниточка оборвется" и полученные сведения окажутся бесполезными, но больше ухватиться было не за что. А его интуиция подсказывала, что он прав и двигаться нужно в этом направлении.
— 18-
Конец апреля 1934 года в Ленинграде выдался необычайно теплым. Горожане, облачившись в летние костюмы и легкие яркие платья, все больше проводили времени, гуляя в парках и выезжая на пикники за город.
Даже в будний день в зоопарке было множество родителей с детьми и веселых компаний, которые толпились у клеток с животными или просто неспешно прогуливались по дорожкам.
Напротив вольера с бегемотом стоял высокий худощавый мужчина, на плечах которого сидела хорошенькая пятилетняя девочка с плюшевым медвежонком в руках и без умолку болтала:
— Папа, а что едят бегемоты? А у них болят животы? А зачем им такой большой рот? Папа, а мы пойдем смотреть слона? А когда?
Ее отец, с веселой укоризной ответил:
— Ирма, если ты хочешь, получить ответы на свои вопросы, не задавай их все сразу. И да, скоро мы пойдем смотреть слона.
— Какая у вас любознательная дочка, — раздался рядом мужской голос с чуть заметным иностранным акцентом. Отец девочки бросил быстрый взгляд на ни чем не примечательного среднего роста мужчину в летней шляпе и коричневом двубортном костюме и ответил:
— Дети очень болтливы. Взрослым всегда следует быть осторожными в обсуждении своих дел в их присутствии.
— Да, вы правы, зачастую родители даже к подросткам относятся как к неразумным младенцам, — поддержал беседу случайный собеседник и поинтересовался, — Вы не подскажите, как пройти к зебрам?