Мой бывший бывший. Книга 2
Шрифт:
Ну конечно, мы хотим! А зачем же мы еще, по-вашему, приперлись?
Маруська так радостно тащит меня вслед за Олесей, как неразряжающийся таран.
Ну конечно. Это же тот самый! Самый красивый.
Интересно, мне привиделось выражение легкого облегчения на лице Олеси или я что-то себе надумываю?
Боже, ну неужели Маруська наконец раскуклилась? В последнюю неделю я только чудом не согласилась-таки устроить ей встречу с Ветровым, уж больно печальный был у Плюшки вид в среду и четверг.
Боже, как же я ненавидела – и себя, за то что не
Впрочем, если бы дело дошло до апатии, пожалуй, тут я бы не выдержала. Наверное, все-таки поговорила с бусинкой и согласилась бы на эту дурацкую встречу.
И тряслась бы как припадочная, боясь, что Ветров начнет её прессовать сейчас, когда она совершенно к этому уязвима.
Слава богу, что до этого не дошло.
Глаза у Маруськи очень искренне горят, когда она, стиснув пальцы на белой перекладине ограды левады, любуется, как белогривый Милорд чеканит шаг на песке, высоко задирая колени. Или запястья?
Я только примерно проглядывала анатомию лошадей, и на память сейчас вспоминаю только одно: таки между задними ногами и передними у лошади есть разница.
Милорд красуется, это очевидно, и в сторону нас – его зрителей – косится любопытным темным глазом, но всадник заставляет его заняться делом, недовольно хлопая по шее и требуя сосредоточения.
Сейчас, когда Милорд оказывается так близко к нам, не залюбоваться им просто невозможно. Он оказывается даже еще красивей, чем показался нам издалека. Грациозный, сильный и… Действительно послушный. По крайней мере, наездника он слушается так, что на мой непредвзятый и неопытный вкус, даже не придерешься.
Хотя Ник как-то странно хмурится, но я не настолько разбираюсь в этих всех нюансах выездки, чтобы понимать, что именно мой опытный спутник находит неудовлетворительным. Спрошу, когда Милорд закончит, пока Маруська будет кормить того пони, что ей разрешат.
Выездка, на самом деле, – занимательный процесс.
Конь движется так, будто приплясывает или марширует, или все это делает одновременно. Мужик, что сидит на нем, нас не особенно и занимает. Что там особого? Ну, черная ковбойская шляпа, ну, пафосная бандана, повязана самым бандитским образом – так, что закрывает половину лица. Этот парень – из тех, кто тут устраивает шоу для случайных визитеров, он должен выглядеть вот так, с помпой, чтобы заинтересованные клиенточки потом записывались к нему на тренировки.
Пофиг на мужика. Конь интереснее!
Вот и Маруська сейчас со мной наверняка согласится.
Хотя осанка у всадника очень даже – твердая такая. Уверенная… Наверняка многие из подобравшихся к заборчику левады зрительниц на неё и на эту сквозящую в обращении с конем твердость подзалипли. Но закрытая темной банданой физиономия у меня все-таки вызывает подозрения. Что там за комплексы, что понадобилось прятать лицо? Или «цените мои профессиональные качества, а не морду моего лица»?
Когда Милорд вдруг
На всякий случай я прихватываю свою Плюшку за капюшон курточки. Я, конечно, знаю свою дочь, и она у меня девушка исполнительная – нарушать предписания не любит от слова совсем, но… Кто знает… Тот самый же!
А меж тем, легко и непринужденно всадник спрыгивает с коня, передавая поводья кому-то из тут же подскочивших работников.
И шагает в нашу сторону удивительно знакомым шагом.
А я милого узнаю по походке, блин!
Узнала. Жаль только, поздно. За сковородкой бежать поздно!
На солидарность коня, я, понятное дело, уже не рассчитываю.
7. Необходимость поражения
Господи, и как у меня из головы вылетело, что да, он занимался конным спортом, по настоянию матери и занимался. И конкуром, и выездкой, правда, бросил лет в восемнадцать, но… Судя по всему, вернулся к этому хобби уже после нашего развода. В седле Милорда он держался уж больно уверенно.
Спланировал. Все четко спланировал, от навязанной нам болтливой Олеси – теперь четко ясно, в чьих именно чаевых она была заинтересована, – до вот этого неторопливого шага к нам. Вальяжного. Самоуверенного.
Наверное, именно так чувствовала себя идущая по углям и ножам русалочка. Парадокс: шагает к нашу сторону Ветров, причем твердо так топчется темными сапогами по светлому песку, а кровью от каждого шага истекаю я. Будто каждый шаг – это удар топором именно по моей шее.
Когда уже моя голова наконец отвалится, а?
Лучше б никогда, ведь это будет означать, что я сдалась и проиграла в этой войне. Ему – не проиграю. Не мою дочь.
Осталось понять: как сейчас выиграть?
– И-и-и-и… – Маруська это даже не выдыхает, она это попискивает, судя по напрягшимся, как у ловчей плечикам, моя дочь сейчас словила что-то вроде фанатской эйфории.
Еще бы она её не словила.
Такой! умелый! наездник! И к нам идет!!!
Конечно тут будет: И-и-и-и!
По крайней мере – я в семь лет, очутившись со свежевознесенным мини-кумиром, тоже так бы и пищала. А в те времена кумиром мог стать даже дяденька, что поднял двух взрослых тетенек, хотя уж я-то точно не мечтала о тяжелой атлетике. И даже о тяжелоатлете не мечтала, мне было рано. А вот восхищаться – это мы могли. Вот и Маруська сейчас именно что восхищается.
Ну и конечно, это я узнаю Ветрова по походке, а чуть он приближается – и по слишком приметным глазам, а вот Маруська – нет. Она с открытым ртом смотрит на «дядю-наездника», что уже подошел к забору и настолько беззаботно через него перелез, будто целыми днями только этим и занимается. По глазам моей дочери можно понять: она явно раздумывает, как бы незаметненько оторвать от этого самого дяди кусочек на память о таком знаменательном знакомстве.