Мой бывший бывший
Шрифт:
Ветров же мудит не мелочась. И по принципу «потому что захотелось». И это совершенно не смешно…
Ведь сам на развод подал. Сам! Не объяснив мне причин, не удостоив даже разговором. А потом…
А потом — испорченная карьера от него самого, «ты не ровня моему сыну, так, девочка для сброса напряжения» — от его папочки, и все прочие постразводные бонусы, о которых меня при замужестве никто не предупреждал.
Описать бы это Кристине, вот только не хочу портить ей сюрприз. Пусть Ветров как-нибудь бросит и её. И вот так же вычеркнет
— Ну что ж, так и запишем, что стрессоустойчивость у вас отвратительная, — ядовито хмыкает Кристина, делая красную пометку прямо поверх распечатки моего резюме, — потому что стресс-интервью вы адекватно выдержать не смогли.
Как мило. Это типа проверка такая была? А границы у этой проверки имелись? Что-то мне сомнительно.
Я ощущаю — она врет, и выражение неясного удовлетворения на лице Кристины Лемешевой мне совсем не мерещится. Она — хотела меня слить. И она меня слила. И Козырю она расскажет, вот эту всю чушь: про отсутствующую стрессоустойчивость и игнорирование правил субординации.
Ну и катись оно все…
— Не представляю, насколько же много Эдуард Александрович развел гадин в своей фирме, что для того, чтобы работать тут, нужно обладать ядоустойчивостью мамонта, — я поднимаюсь из кресла и, сейчас уже абсолютно положив на этику очень большой овощ максимально анатомической формы, собираю мои документы в ту папку, в которой я их принесла.
Все уже понятно. Еще не работай в кадровом любовницы Ветрова — я бы могла полелеять свои надежды, а так… А так глупо, да.
И, получается — нет. Восемь лет прошло, а милейшему Ярославу Олеговичу не надоело мудить.
Потому что вот это — пахнет так же паршиво, как и все, к чему прикасается Ветров. Не может быть, чтобы Кристина была не в курсе.
Господи, Ярик, оставил бы ты уже меня в покое… Ничего от тебя не нужно, только это.
— И карьероориентированность у вас тоже никакая, Виктория, — тем временем продолжает доканывать меня эта стервозина, — очень легко сдаетесь. Вы просто будете бросать поставленные задачи в условиях дедлайна и жесткого стресса.
По всей видимости, она решила напоследок мне поездить по ушам. Оставить от моей самооценки еще более мокрое место, чем там у меня было.
Впрочем, это она обломается. Заморачиваться словами любовницы Ветрова я не буду.
Нет, правда, отличная подружка у Яра. Ему под стать. Надеюсь, он с ней тоже расплюется и они устроят одну маленькую войну друг с дружкой. Желательно — с взаимной аннигиляцией. Я готова заплатить за билет в первом ряду, чтобы полюбоваться на ядерный гриб, что вырастет на том святом месте. И буду раз в год туда ходить в паломничества.
Резюме я тоже пытаюсь забрать, но Кристина с ядовитой ухмылочкой его от меня отодвигает. Ну, точно, потом принесет Козырю и вытрет об меня ноги напоследок. Ну и…
Ну и ничего я с этим сделать не смогу.
Идея работать с Ветровым в одной фирме изначально была сомнительной.
Нет, у меня был запас дезинформации если что, у Маруськи даже отчество было в честь её прадеда нарисовано. В честь единственного папаши за пять поколений, который действительно выполнял родитльские обязанности. Но, в конце концов, Ветров же мог озадачиться, да?
Хотя, с чего бы. Не интересовался же он моей жизнью до этого.
Либо ему было фиолетово на то, что у трех лет семейной жизни могли возникнуть последствия, либо… Либо ему было фиолетово на Маруську. Ну а что?
Я ему не ровня, так ведь его папочка заявил? Ну и дочь от меня Ярославу Олеговичу вообще не нужна. Нестатусный ребенок. Их-то дети, «голубой крови», поди, еще в утробе на трех языках мира разговаривают…
Честно говоря, незнание Ветрова меня устраивало больше, чем вот эта версия, в которой он решил, что его дочь ему не интересна, раз уж она от меня.
Нет, не за себя мне было обидно. За Маруську. Я бы хотела чтобы никто в мире ей не пренебрегал. Никогда!
Даже Ветров…
В любом случае, я не хотела менять абсолютно ничего.
Была я, была Маруська, была мама на подхвате — и боже, дай бог ей здоровья, не знаю, чтобы я без неё делала.
Ветров в этой системе координат был лишний.
— До свидания, Виктория, — насмешливо бросает мне в спину Кристина.
— И вам приятного аппетита, — ядовито откликаюсь я и еле удерживаюсь от того, чтобы не хлопнуть ей дверью напоследок.
Пусть всем плевать, но хотя бы перед собой я лица не потеряю.
Девушки на ресепшене оборачиваются ко мне, и Юля даже открывает рот, видимо, чтобы что-то предложить, но я ловлю её взгляд и отрицательно качаю головой.
Ничего мне не надо. До лифта я дойду сама.
Иду и хочу крови. Много крови. Очень-очень много крови.
Так и хочется сделать запрос моей фортуне: «Дорогая, тебе не надоело в меня сморкаться?». А я-то сдуру решила, что в моей жизни среди серых и черных полос внезапно забрезжило что-то беленькое. А это, оказывается, чтобы напомнить мне, что потолок вот он, тут, над моей голове — и никакой не стеклянный, а самый что ни на есть мраморный.
Обойдешься, Вика, выше головы не прыгнешь…
У лифтов прорывается невроз, я нервно жму на кнопку несколько раз и хоть и вижу — лифт спускается, но… Но хочется нажать еще один, для верности.
Наконец, двери лифта бесшумно открываются и я шагаю…
Никуда я не шагаю. Так и замираю в полушаге, потому что из кабины с невозмутимым видом выходит Эдуард Козырь собственной персоной.
И со всеми претензиями к его долбанутой кадровичке — внаглую отпихнуть главу корпорации с дороги у меня не хватает ни наглости, ни злости. Вот этого маневра я точно могу не пережить!