Мой бывший бывший
Шрифт:
— И как кто ты придешь в школу? — я поднимаю брови. — Ты по документам Маруське никто. У неё даже отчество не твое. И как ты представляешь свое явление в школу на данном этапе?
На фразу про отчество Ветров неприязненно щурится, но все-таки оставляет это без комментария. И правда, это вопросы, решаемые через суд. Лаяться еще и по этому поводу сейчас не место и не время. Мы говорим о другом.
— Могу прийти как семейный адвокат хотя бы, — даже эту дивную чушь Ветров рождает на свет с настолько уверенным выражением лица, что это даже неплохо звучит.
— Ярослав
— Ну, не твой, Машин, — Ветров поправляет меня, и на самом деле эта поправка меня бесит, — ты не волнуйся, счет я тебе не выставлю, не разоришься. Договоримся по-семейному.
— Такие одолжения, такие одолжения… Можно я не буду падать в обморок? — мои губы досадливо кривятся. — Твоя щедрость не знает границ, Ярик.
— Ну почему же, знает, — Ветров красноречиво окидывает меня взглядом, будто намекая, что я свой лимит щедрости исчерпала. Ох, ты, божечки, обиделся? Обиделся, что вчера получил по морде и не только по ней?
О, боже мой, какое горе! Могу еще насыпать «колокольного звона», если это так помогает от проблем с Ветровским дефицитом конкретно моего внимания.
Впрочем, сейчас я, кажется, вдула всухую, не желая отвечать на последнюю реплику Ветрова. По крайней мере, у нашего неприязненного молчания именно такой вкус — моего намечающегося поражения.
Понятия не имею, как общаться с ним дальше. На раннем этапе я должна бы присутствовать при его встречах с Маруськой, чтобы не возникало никаких сложностей, но… Но боже, как же он меня бесит.
Нет, все-таки мутная эта идея — менять шило на мыло, и одного врага на другого. Регина или Ветров, Ветров или Регина, с кем из них я бы точно не хотела оказаться на необитаемом острове?
Пат. Я даже не знаю, что тут выбрать. Оба варианта такие вкусные!
А можно их на остров друг с дружкой, а меня оставить в моих Люберцах? Мне сойдет!
Я и сейчас хочу оказаться где угодно, только не тут, когда под едким взглядом Ветрова у меня чуть не слезает кожа. Плевать на него, плевать, пусть смотрит на меня как угодно, мне не будет больно. И горько тоже не будет. Он — не имеет значения. Он же фальшивый насквозь, сначала лезет целоваться, потом — лепит гадости про «я делаю тебе одолжение».
И сейчас — нарочно ведь издевается, бьет в самое больное, то, что сам же для меня и перечеркнул когда-то. По-семейному. Не разоришься!
Не-на-ви-жу!
И вот-вот задохнусь этой ненавистью.
Серая бэха Ника — о, мой спаситель — выруливает на парковку. Ишь ты! И вправду неподалеку был! Иначе объяснить его появление меньше чем за пятнадцать минут я просто не могу.
Боже, как же мне не хватает фанфар сейчас. И да, боже — спасибо! Это чудесно. И опешившая морда Ветрова, который точно узнал машину Ника и сейчас провожает её взглядом — просто восхитительно.
Ну что ж, я его добью!
— Солнышко, одень курточку и выходи, за нами приехали, — улыбаюсь я, когда Маруська берет трубку.
— Это что значит, Вика? — немного же Ветрову нужно,
— Что это может значить? — я поднимаю брови. — Что я предпочитаю мужчин, которые не делают мне одолжений? По секрету скажу, целоваться с такими гораздо приятнее.
Яр багровеет. Настолько, что я даже начинаю опасаться, что вот сейчас этот недоделанный Отелло меня придушит к чертовой бабушке.
Ник вылезает из машины, видит меня и Ветрова рядом, останавливается у машины, вроде как давая нам закончить разговор. Ладно, авось, если меня начнут душить — вступится. Ну, я надеюсь.
— Очень интересно, а целуясь с ним ты тоже постанываешь так, как будто вот-вот оргазм получишь? — тихо шипит Ветров, и вот это — очень острый вопрос. Как гарпун. Пробивает глубоко этой убийственной откровенностью.
Я даже не сразу нахожусь с ответом, и Ветров это замечает. Он и по жизни-то не упускает деталей, а в таком вот боевом режиме заметит даже пятисекундное замешательство.
— Нет? — на его губах расползается удовлетворенная улыбка. — Не со всеми тебя так штормит, да, Викки? Только со мной? Ну, хоть какое-то утешение.
Почти достает до чувствительной точки. Почти!
— Знаешь, может, и нет, — бесстрастно откликаюсь я, метким движением отправляя останки моей сигареты в последний полет, — может, с ним меня и не штормит. Зато и восемь лет из дерьма после отношений с Ником мне выбираться не придется. И думать, где бы заработать лишнюю копеечку на зимнюю обувь для моего ребенка. Да и вообще… Кто его знает, может, «после» у нас с Ником и не будет. И все у нас впереди, и штормы, и постанывания… Я не буду загадывать.
— Вика… — Ветров шипит это сквозь зубы, еле слышно.
— Иди к черту, пожалуйста, — загадываю я ему свое самое главное желание сокровенным шепотом и шагаю к Маруське, уже надевшей курточку и выскочившей из кафе. Сжимаю в своих пальцах любимую теплую ладошку. Вот теперь — очень хорошо. Супер-хорошо. Сколько бы Ветров у меня ни выигрывал, мое главное сокровище он у меня не отнимет.
А ослепительно улыбающийся Ник у машины — это просто вишенка на моем кексике.
— Скажи папе «до свидания», Плюшка.
— Пока, папочка, — Маруська недовольно морщит носик — наверняка хотела «как вчера» доехать до дома с папой, но все-таки слушается. Я ж сказала «воскресенье без Ветрова», и я не собираюсь менять ничего в этих планах. Я от вчерашнего «такой большой шаг навстречу делаю» не отошла еще.
— Мы с тобой еще спишемся, солнышко, — ласково улыбается Яр — и это хотя бы смотрится искренно. Со мной-то все равно есть какая-то брезгливость в его взгляде, то, из-за чего меж лопатками так и свербит ощущение «не ровня», так обостряющее во мне комплексы. Хорошо хоть с Маруськой он не такой, иначе… Ох, иначе не смотреть бы ему на свет своими глазами.