Мой бывший враг

Вознесенская Дарья

— Какой есть виски?

— Это дерьмо все еще в меню? Передай барменам, что если все недопитые бутылки не будут выставлены в ящиках в ближайшие полчаса, я выставлю их.

— Мы заказывали джин…

— Этот лед растаял…

— У них ножи затупились что-ли? Кто так режет лимон?

— Закуски до сих пор нет — а прошло уже пятнадцать минут.

— Стопки не из холодильника — как так? Нам пить теплую водку?

— Где эти гребаные оливки?

— Для девушек — шампанское…

— Два олд-фэшн и лонг-айленд…

— И унеси это…

Заказы

и указания сыплются со всех сторон со скоростью пулеметной очереди, а я киваю как болванчик, стараясь не отвлекаться на мысли, что ничего не смогу запомнить, что это похоже на какой-то экзамен, на который я не подписывалась, что эти люди наслаждаются своей игрой, и если я не выдержу, то сюда придет еще кто-то — и так по кругу, пока они окончательно не озвереют.

Все еще с приклеенной улыбкой бегу прочь и выдаю Жене и Виталику все заказы и поручения, а потом бегу назад с первым подносом…

Дальнейшее мало похоже на мой привычный вечер. Я обслуживаю всего одну ложу, но клиенты в ней захватывают каждую секунду моего времени, а количество выпитого, заказанного и перевернутого на пол превышает все разумные пределы. Они требуют менять стриптизерш — почему-то, этим тоже я должна заниматься, — притаскивают с танцопола возбужденно дышащих девиц, чтобы потискать их за коленки — ну хотя бы за коленки, что уж будет там дальше, не мое дело, — то улыбаются мне широко, то выдают язвительные комментарии, и снова, снова и снова…

Странно, но в этом хаосе у меня есть якорь.

Темноволосый Илья Демидович почти неподвижен, в отличие от своих активных друзей, после первого «экзамена» почти всегда молчит, а его взгляд из под полуопущенных век почему-то не подавляет меня, а держит на плаву.

И именно он, когда к четырем утра все уже начинают уставать — один из мужчин даже спит, откинувшись на диване, двое других о чем-то договариваются с весьма пьяными и расхристанными девушками — первым покидает клуб, напоследок одарив меня ироничной усмешкой и… пятитысячной купюрой в качестве чаевых.

Женя же почти приплясывает вокруг — спустя еще два часа. Вот уж в ком энергии хоть отбавляй: пока я бегала проторенным маршрутом, она — по всемуклубу, контролируя не столько випов, сколько обслуживание людей, что приносят деньги этим випам.

Я же сижу на банкетке, откинувшись на стену и совершенно не чувствуя ног.

— Съешь.

Виталик протягивает свежий сендвич и чашку горячего чая. Завтрак нам положен, но за этим обычно все идут в комнату для персонала.

Впрочем, я не спорю. Медленно жую, выпиваю горячий чай и смотрю на часы. Строго говоря, смена у меня заканчивается в семь, и мне бы помочь девчонка с уборкой, но…

— Сиди уже, — машет руками администратор.

Поездку до общежития я помню плохо — впрочем, так часто бывает после ночной смены. А там запираю дверь на ключ и валюсь на свою кровать, не умывшись, не забыв поставить будильник на шесть вечера.

Самое сложное в этом всем даже не работа как таковая, а этот постоянный переход с ночного сна на дневной и обратно, потому

встаю я разбитой, с тяжелой головой и ватными руками и ногами. Еще и подташнивает — но это, скорее всего, от голода.

Бреду в душ, потом — на кухню, где делаю себе омлет, и снова начинаю собираться на работу.

— Ты не заболела? Бледная какая-то! — хмурится вечно бодрая Женя. Иногда за эту бодрость я её ненавижу, правда, не долго — она классная и, несмотря на вопли и маты, всегда за нас горой и всегда научит и поможет. — Поставлю тебя на «слепую зону».

Улыбаюсь с благодарностью.

Столов там немного, их к тому же реже всего занимают — неудобно расположены. Почти курорт. Тем более в начале вечера.

Так что большую часть времени я провожу в сервис-баре, помогая натирать бокалы — это монотонное занятие вводит меня в расслабленное состояние — и краем глаза поглядываю на постепенно собирающихся гостей. К полуночи, когда пойдет основная программа, здесь будет не протолкнуться — несмотря на дорогостоящий вход и алкоголь, «Red lips» никогда не страдает от нехватки посетителей…

— Майя… — Женя возвращается после разговора с управляющим и разводит руками, — Каримов с друзьями снова будет сегодня… сейчас. И потребовал, чтобы у него была «та же рыжая официантка».

3

Я знаю, что должна бежать; нестись, сломя голову. Но иду едва переставляя ноги. И не только потому, что чувствую непонятную слабость, но и потому, что не хочу… не хочу никого там обслуживать!

Видеть его не хочу!

Это глупости, конечно.

Какая разница? Я с пятнадцати подрабатывала то в магазинах, то в придорожных кафешках и никогда не считала обслуживающий персонал кем-то, кто стоит на ступеньку ниже. Никогда не стеснялась такого положения. Не зря ведь выбрала свой факультет — мне и правда хотелось быть связанной с сервисом, а затем вырасти и до управляющего. В идеале — в курортном отеле на берегу синего-синего моря, которое я никогда не видела.

Я не кривилась, когда мне тыкали, понимала, что иногда подвыпившие клиенты непристойное предложение могут сделать, не отказывалась хоть посудницам помочь, хоть уборщицам и не видела ничего крамольного в том, чтобы подавать напитки и блюда. Вот только… Почему это не работает с Каримовым? С чего у меня к нему какое-то… личное отношение?

Угу, такое же личное, каким личным оно бывает у кролика с удавом. Или у бабочки с пауком. Интересно, у них успевает развиться Стокгольмский синдром прежде, чем их сжирают?

— Всем добрый вечер, я Майя, буду вашей официанткой сегодня, — обозначаю свое присутствие компании мужиков. Кроме Ильи Демидовича и Андрея Павловича здесь еще двое, в костюмах и с серьезными лицами, и у меня мелькает надежда, что сегодня все по-деловому и спокойно.

Кажется, так и есть.

За исключением взгляда Каримова, который я снова ощущаю весь вечер — только на этот раз не путеводной звездой, а лупой коллекционера.