Мой бывший враг

Вознесенская Дарья

Быстро — будто я не наращивал броню годами.

Не вызывая даже сомнений, что она честна в своем проникновении — хотя я сомневался во всех и всегда.

Почти без усилий, потому что была слеплена для меня. Даже в мелочах. И в мыслях. И в том, как она реагировала на мои действия. Превращалась в огонь и воск, когда я доставал дорогостоящие атрибуты игр для взрослых, застывала предметом роскоши, когда я демонстрировал ее окружающим, сверкала радужными, живыми брызгами, когда болтала о всякой ерунде и делала то, что ей нравилось.

Изменчивая, живая, яркая.

Изменщица, нацеленная

на одну жертву, прикрывающая за красным бархатом занавеса неприглядную суть…

Думал ли я о своих чувствах на протяжении нескольких месяцев, прошедших с того момента, когда Майя впервые отдалась мне с любопытством и мурчанием возбужденной кошки?

Нет. Вряд ли.

Я вообще старался ни о чем таком не думать — слишком сильно было удовольствие. И сколько бы ни убеждал себя и окружающих, что мне она нужна для дела, что ее, такую наивную и невинную, удобно держать под рукой и переводить на нее часть активов, что я просто пользуюсь тем подарком, который мне вручила судьба, в глубине души понимал — хрен мне, а не соскочить с золотого крючка.

На этот раз предохранительные системы не сработали — а может и перегорели от первого ее прикосновения. И вялые мысли, что она слишком вовремя появилась в моей жизни, были затоплены прорвавшей плотиной… нет, не чувств, пожалуй, а новых ощущений, которые Майя привнесла в мою жизнь.

Желание защищать.

Учить.

Поддерживать.

Помогать взлететь… и не скидывать, как я делал прежде, со скалы.

Я не показывал этого ей. Мне казалось, что Майя и так слишком много понимает в отношении меня.

Берег и себя, и ее от собственных мыслей. Я сам к ним оказался не готов — куда уж доносить до окружающих. И на нашей свадьбе, которая предполагалась грандиозным спектаклем, вдруг понял, что для меня это — навсегда. Вот эта вот затеянная мной частично на спор, частично по необходимости игра — это то, что мне нужно.

Подумал об этом и запрятал мысль еще глубже, чем прочие. Послал нафиг липнущую ко мне администраторшу, выслушал все идиотские тосты, станцевал положенный танец… а потом утащил её в свою пещеру. И, наверное, первый и последний раз любил ее медленно, почти нежно, до мольб в срывающемся голосе.

Именно любил, хотя не понял тогда… назвал это «экспериментом».

— Знаешь, Каримов, обычно люди «экспериментируют» наоборот, — сообщила мне непосредственная рыжая, когда отдышалась несколько часов спустя.

— А кто сказал, что мы обычные люди, Каримова?

Мне понравилось, как это прозвучало.

И вот за это «понравилось», за то, что она так умело притворялась — а я так легко поверил, за мои собственные чувства, каждое из которых было неправдой, потому как являлось ответом на ее ложь, я решил наказать её в тот день, когда окончательно понял, что она предала меня.

Наказать нас обоих.

Майю — за то, что подобралась ко мне слишком близко.

Себя — за то, что что позволил ей это.

Но кто сказал, что судьи не ошибаются никогда?…

Встаю из-за стола и иду к бару. Я не злоупотребляю алкоголем, бар держу для других дельцов — это принято в этом мире — но до восьми часов еще почти целый час, а мне слишком тоскливо, чтобы справиться с этим в одиночку.

И зачем я придумал этот квест?

Я

уже добился, чтобы в окружении Майи больше не было ни лживой шлюхи-подружки, ни Дениса, который имел еще одну девицу. Убедился, что она достаточно сильна и уверена в себе, чтобы противостоять, даже прилюдно, и даже таким ублюдкам как я. И готова идти вперед, заниматься тем, что действительно нравится и к чему у нее есть талант, да и защитник у нее появился…

Невольно потер челюсть, на которой еще были следы кулака отца Майи. Саша меня удивил… но тем лучше.

Так что квест был ни к чему.

Жалкой попыткой объясниться и рассказать о том, о чем я не мог сказать вслух. Потянуть время, как-будто это что-то исправит… А может еще более жалкой попыткой напиться последний раз из живого источника — камеры с тех комнат будут транслировать происходящее на мой ноутбук, и я не собираюсь отказываться от этого.

В конце концов, кто узнает, насколько я слаб перед ней и её окончательным вердиктом, в котором я был и так уверен? Знаю только я сам. Но я умею закапывать эти знания так глубоко, привалив сверху таким тяжелым камнем, что даже перед смертью у меня не получится вспомнить.

Камеры…

Хмыкаю невесело.

С камер все и начинается. Именно они три с половиной года назад становятся кончиком, по которому удается распутать весь клубок колючей проволоки, связавшей, сначала, мне ноги, и добравшийся, фактически, до горла.

Несколько месяцев спустя после того, как Майя исчезла из моей жизни — я сам её исчез — я прошу паренька в клубе принести мне записи последних вечеров. Хочу вычислить одного человека, не привлекая внимание, потому делаю это в отсутствие партнера и начальника охраны.

Записи-то я смотрю.

Но как-то вяло, потому как меня не оставляет ощущение, что что-то странное в этом.

Кручу эту мысль и так и эдак, пока до меня не доходит — компьютер потребовал скачать программу для просмотра. Тогда как для предыдущих видео, что я отсматривал лично снова и снова, надеясь найти таки доказательства, что меня обманывают в моем собственном клубе… надеясь оправдать вероломную рыжую хотя бы в этом, этого не потребовалось.

Мелочь.

Как и маленькое воспоминание, кто всегда увлекался техническим шпионажем и подтасовкой различных видео и аудио данных.

Именно та мелочь, на которой и сыпется карточный домик, выстроенный моей старшей сестрой Ниной…

* * *

Даже виски не перебивает горечь, возникающую от воспоминаний.

Холодный, чопорный дом. Мать и отец, которые требовали от нас беспрекословного подчинения. Игры, в которые они с нами играли, в стремлении показать, насколько бестолковы и не достойны доверия люди, даже они сами. Готовили нас так ко взрослой жизни. Постоянные соревнования, которые осознанно устраивались между детьми, в уверенности, что воспитывают таким образом дух здорового соперничества и способность вести дела. Удушающая атмосфера. Моя неоднократная попытка объединиться со старшей сестрой «против родителей». Её жестокость и подставы, за которые я не раз был наказан отцовским ремнем — она еще в детстве приняла эти правила и с удовольствием пользовалась тем, что маленьким я был слаб.