Мой чужой ребенок
Шрифт:
Марина
Наше свидание оканчивается в три часа ночи. Мы едем обратно к отелю, сидя прижавшись друг к другу на заднем сиденье лимузина, и целуемся, как подростки, прерываясь и хихикая в процессе, как пьяные. И мы действительно пьяны, только не от алкоголя, а от своих чувств друг к другу.
К концу поездки, Стас становится настойчивее, его руки более смело очерчивают мои изгибы, а губы не отрываются от моих губ, заставляя задыхаться от такого напора. Только когда машина останавливается, мы понимаем, что все — надо выходить.
Стас галантно
Стоит нам оказаться в номере, как я тут же начинаю чувствовать неловкость. Дубов явно ожидает продолжения, но я не из тех, кто отдается на первом же свидании и не чувствую, что готова к этому. Слишком уж все стремительно.
С другой стороны, что, если я веду себя глупо и незрело? Мы же взрослые люди, в конце концов! Нет в этом ничего такого.
Стою в коридоре, не зная, что сказать или сделать, но видимо заметив мою нерешительность, Стас принимает решение за меня. Он подходит и взяв мои руки в свои, целомудренно целует меня в лоб.
– Спокойной ночи, Маря! — мягко говорит он, посылая рой мурашек по моей коже от этого нежного тона.
– Спокойной ночи! — шепчу в ответ.
Мужчина отпускает меня и одарив долгим жарким взглядом, уходит в свою спальню, а я прижимаю ладони к горящим щекам и улыбаюсь. Потом долго ворочаюсь в постели, не в силах уснуть от обуревающих меня чувств, а когда на улице начинает светать, меня, наконец, накрывает дрема. Которая резко обрывается криками в нашем люксе.
«Это голоса Стаса и Любы! Что случилось?»
Быстро вскакиваю с кровати и бегу к выходу. Шум доносится из спальни Любы. Дверь распахнута настежь, а свет включен. Люба заламывает руки, стоя у кровати и громко плача, а Стас склонился над маленькой бездвижной фигуркой Аришки, лежащей на краю, и… делает ей искусственное дыхание.
Внутри меня что-то словно обрывается. Я мгновенно переношусь в ту ночь, когда умерла моя девочка. Это она сейчас лежит на гостиничной кровати, а мой муж Валера делает ей искусственное дыхание, крича и матерясь, что это не помогает.
Падаю на колени, рыдая от горя и беспомощности, с ужасом глядя в пространство, пока в мое сознание не врывается испуганный детский плач.
– Где эта чертова скорая? — кричит Стас, прижимая к себе Аришку.
О, чудо! Живую плачущую Аришку, которая издает самые лучшие звуки на свете, потому что они доказывают, что она жива!
– Я спускаюсь вниз, подожду их у выхода, — рявкает Стас, неся плачущую Аришку к двери.
– Я с вами! — кричит Люба, и я, не думая ни секунды, иду следом за ними хвостиком.
К счастью, меня никто не останавливает. В лифте плач Аришки становится тише, постепенно замолкая, а я не могу оторвать от нее взгляда, крепко вцепившись в предплечье Стаса. Моя девочка прижимается покрасневшим и мокрым от слез личиком к плечу отца и коротко всхлипывает. Я резко вытираю собственные слезы, наполняющие глаза и туманящие зрение, мешая смотреть на нее.
Как только мы выходим из лифта на
– Поедем на такси, но нужно взять телефон и кредитку, — говорит она, не слушая мои возражения. — Ты разве не заметила, что на Стасе Сергеиче одни штаны были? Надо еще одежду прихватить. Давай, быстро переодевайся.
Я плачу, беспокоясь за малышку, все время, пока надеваю первые попавшиеся штаны и футболку, а потом весь путь до больницы. Не представляю, что могло случиться с ней, поэтому расспрашиваю Любу по дороге.
– Я проснулась от того, что она издает странные звуки, — эмоционально рассказывает няня, вытирая слезы. — Посмотрела, а Ариша задыхается! Сразу же начала звать Стаса Сергеича, а малышка тем временем совсем замолкла, вообще не двигалась и не издавала ни звука. Я думала, она умерла, Марин!
Она рыдает, уткнувшись мне в плечо, и я рыдаю вместе с ней.
Кое как приходим в себя только добравшись до больницы, но нам никто не хочет давать информацию. Только через полчаса Стас сам спускается на лифте и мы тут же бежим к нему.
– Все хорошо, успокойтесь, — устало говорит он, предупреждая наши вопросы. — Арина стабильна, но ее оставят на ночь. Мы не знаем, почему у нее остановилось дыхание.
Мне в голову приходит страшная мысль, что возможно, это какая-то патология или генетическая болезнь, которую нельзя просто так распознать. Одна моя дочь уже умерла, перестав вот так дышать ночью, и я не переживу, если то же самое случится и с другой. В отчаянии вцепляюсь в руку Дубова мертвой хваткой.
– Ты должен настоять на полном обследовании, Стас! Пожалуйста, умоляю, не слушай врачей, если они говорят, что все в порядке, пока они не обследуют весь ее организм! Ты же можешь это устроить, я знаю. Нельзя полагаться на несчастный случай, сейчас каждый день обнаруживаются болезни, у которых поздно проявляются симптомы. Мы не можем быть спокойны после такого! Не мог же здоровый ребенок просто так начать задыхаться? У нее ведь ничего не было в горле?
– Нет, горло проверили первым делом, — ободряюще сжимая мою руку, говорит Стас. — Не волнуйся, Мариш, я и сам пришел к выводу, что нужно отсечь любую угрозу. Обязательно обследуем Аришку и, если понадобится, повторим это еще и в другой клинике. Но сейчас вам тут делать нечего. Не волнуйтесь и поезжайте в отель, хорошо? Я проведу ночь здесь.
– Я хочу остаться…
– Нет, — твердо обрывает он меня. — Езжай с Любой, Маря. Кстати, спасибо за то, что догадались захватить вещи. А то я уже нервирую людей своим полуголым видом.
Он забирает у нас собранную сумку и сажает в такси. Я же просто не знаю, что могу ему сказать, чтобы убедить разрешить мне остаться. Внутри все бунтует и восстает, требуя быть рядом с дочерью, но обстоятельства против меня.
Стас
За последние часы я испытал столько адреналина и страха, что просто вырубаюсь на кресле после того, как Люба с Марей ушли.