Мой Дагестан
Шрифт:
— Первую из них поет горянка-мать, когда у нее родится сын, и она сидит над его колыбелью.
— А вторая?
— Вторую из них поет горянка-мать, когда она лишается своего сына.
— А третью?
— Третья песня — это все остальные песни.
Да, мать… Правдивый, хотя и пристрастный свидетель цветущего и увядающего, рождающегося и гибнущего, приходящего и уходящего. Мать, качающая колыбель, держащая на руках ребенка, обнимающая сына, который уходит от нее навсегда.
Вот красота, вот правда, вот честь.
Люди бывают плохие и хорошие, даже и песни бывают лучше и хуже. Но всегда прекрасна мать и песня матери.
Тех песен, которые пелись над моей колыбелью, я, конечно, не помню. Но потом я подслушал в разных аулах много хороших песен, и колыбельных тоже. Вот хотя бы одна из них:
Будешь ты, сынок, расти, силы набирать,Чтоб у волка из зубов мясо мог отнять.Будешь ты, сынок, расти, чтобы ловким быть,Чтоб у барса из когтей птицу утащить.БудешьКакая вера! Нет ни одной матери, не умеющей петь, говорил мой отец. Нет такой матери, которая в душе не была бы поэтом.
Дождик в сухое лето — это, мой мальчик, ты.Солнце в дождливое лето — это, мой мальчик, ты.Губы — медовые соты — это, мой мальчик, ты.Глаза — виноградные ягоды — это, мой мальчик, ты.Имя, что слаще меда, — это, мой мальчик, ты.Лицо, что глаза ласкает, — это, мой мальчик, ты.Сердце, что живо бьется, — это, мой мальчик, ты.Ключи от живого сердца — это, мой мальчик, ты.Сундучок, серебром окованный, — это, мой мальчик, ты.В сундучке том чистое золото — это, мой мальчик, ты.Ты пока что колобочек,А потом ты станешь пулей.Станешь молотом тяжелым,Что дробит и рушит скалы.Станешь ты стрелою точной,Не летящей мимо цели,Станешь ты танцором статнымИ певцом сладкоголосым.Перед юношами родаБегуном ты станешь быстрымИ наездником-джигитом.По долине ты проскачешь,Пыль из-под копыт взовьется,Черной тучей станет в небе.Кто не слышал материнской песни, все равно что рос сиротой, говорил мой отец. А кто вырос без отца и без матери, все же не сирота, если пели и ему над колыбелью наши дагестанские песни. Кто же мог петь, если не было ни матери, ни отца? Сам Дагестан пел, высокие горы пели, речки, текущие с высоких гор, пели, люди, живущие по горам, пели:
Клубочек ниток золотых — дочь моя.Ленточка из серебра — дочь моя.Луна над высокой горой — дочь моя.Козленочек над горой — дочь моя.Трусливый, поди ты прочь,Не для трусливого дочь моя,Робкий, не крутись у ворот,Не для робкого дочь моя.Весенний яркий цветок — дочь моя.Из цветов весенний венок — дочь моя.Из нежных травинок коверДрагоценная дочь моя.Пригоните мне три отары овец,Даже брови ее не отдам.Приносите мне золота три мешка,Даже щечку ее не отдам,Даже ямочку на щекеЯ за три мешка не отдам.Черному ворону не отдам.Павлину доброму не отдам.Куропаточка ты моя,Аистиночка ты моя.Другая мать по-другому поет:Кто поленом барса убьет,Отдам ее.Кто кулаком скалу разобьет,Отдам ее.Кто плеткой крепость возьмет,Отдам ее.Кто разрежет как сыр луну,Отдам ее.Кто остановит речную волну,Отдам ее.Кто сорвет, как цветок, звезду,Отдам ее.Кто на ветер накинет узду,Отдам ее.Краснощекое яблочко ты мое.Или вот песня-пожелание:Еще цветок не зацветет,А дочь моя пусть расцветет.Еще ручьи не побегут,А ей уж косы заплетут.Еще снега не замели,А к ней уж свататься пришли.А если свататься придут,Пусть бочку меда принесут.Ягнят пусть гонят и овец,Но у невесты есть отец.Пусть гонят для отца скорейТабун горячих лошадей.Еще и такое надколыбельное пожелание:ДоЕсли бы не было колыбельных песен, может быть, не было бы на свете и других песен. Была бы бесцветнее жизнь людей, совершилось бы меньше подвигов, было бы в жизни меньше поэзии.
Матери — самые первоначальные поэты. Они зароняют зернышки в души своих сыновей и дочерей, а потом уж из этих зернышек вырастают и расцветают цветы. В самые трудные, тягостные, страшные часы своей жизни вспоминают потом мужчины колыбельные песни.
Одному робкому воину Хаджи-Мурат сказал: "Наверно, мать не пела над твоей колыбелью".
Когда же сам Хаджи-Мурат изменил Шамилю и ушел к его врагам, Шамиль презрительно обронил: "Он забыл колыбельную песню матери".
А колыбельная песня его матери была такая:
Послушай песенку моюС улыбкой на лице.О храбреце тебе спою,О гордом храбреце.Носил он саблю на боку,Достоинство храня,В седло он прыгал на скакуИ усмирял коня.Границы он пересекал,Как горная река,Хребет горе перерубалОн молнией клинка.Столетний дуб одной рукойОн смог согнуть кольцом.Да будешь ты, орленок мой,Таким же храбрецом.Мать смотрела на улыбающееся личико и верила в слова своей песни. И не знала, какие испытания ждут впереди ее сына Хаджи-Мурата.
Узнав, что Хаджи-Мурат покинул Шамиля и ушел к его врагам, мать спела другую песню:
Ты в пропасть прыгал с утесов и скал,Любой не страшась высоты.Из бездны, в которую нынче упал,Уже не воротишься ты.Из дерзких набегов к родным горамСпешил ты среди темноты.Но сам, как добыча, достался врагам,Домой не воротишься ты.Черны и мои материнские дни,Они и горьки и пусты,Из крепких железных когтей западниДомой не воротишься ты.Имама презрел и царя ты презрел,И было бы все полбеды.Но ты еще горы родные презрел,Домой не воротишься ты.Хаджи-Мурат, как известно, пытался потом уйти от русских и снова вернуться к своим. Но во время побега его настигли, и он был убит. Мертвому Хаджи-Мурату отсекли голову. Тогда в горах появилась еще одна песня матери:
Размахнулись, и нет головы на плечах,Только это пустая молва.На военных советах и в жарких бояхТак нужна нам его голова.У дороги забыт обезглавленный прах,Только слухи о том неверны.В опаленных войной, осажденных горахЕго плечи и руки нужны.Вы спросите у сабель и острых ножей,Жив иль умер наиб Шамиля?Разве порохом скалы не пахнут уже,И вокруг не дымится земля?Его имя летело орлом в вышину,Под конец потускнело оно.Сабли выправят жизни его кривизнуИ отчистят позора пятно.Песня матери — начало, источник всех человеческих песен. Первая улыбка и последняя слеза — вот что такое она.
Песня рождается в сердце, потом сердце ее передает языку, потом язык передает ее сердцам всех людей, а сердца всех людей передают песню векам.
Уместно здесь будет рассказать еще о трех песнях.
ПЕСНЯ МАТЕРИ ШАМИЛЯ
"В песне ищи что-нибудь одно — или смех, или слезы. Нам, горцам, сейчас ни то, ни другое не нужно. Мы воюем. Мужество не должно жаловаться и плакать, какие бы испытания на него ни обрушивались. С другой стороны, нам нечему и радоваться. Печаль и горечь в наших сердцах. Вчера я наказал молодых людей, которые около мечети танцевали и пели. Глупцы они. Увижу такое еще раз, накажу снова. Если вам нужны стихи, читайте Коран. Твердите стихи, написанные пророком. Его стихи высечены и на воротах Каабы".
Так запрещал имам Шамиль петь в Дагестане. Женщин за песню наказывал метлой, а мужчин — кнутом. Приказ есть приказ. Немало певцов попало в те годы под удары кнута.
Но разве можно заставить молчать песню? Певца — можно, а песню никогда. Мы видим много надгробных камней, там похоронены люди. Но кто видел могилы песен?
На одной могильной плите я прочитал: "Умер, умирают, умрут". Про песню можно сказать: "Не умерла, не умирает, не умрет". Чего только не делали с песнями в дни газавата, а они мало того что выжили и дошли до нас, но называются теперь по иронии судьбы "песнями Шамиля".