Мой дикий сводный

Истомина Аня

– Точно. О чем это я? Поделим продукты и каждый будет сам себе готовить. И если сожрет свою половину за три дня, то сдохнет с голоду потом и я не виновата.

– Я отберу твою еду, – усмехается. – Тоже мне, проблема.

Вздыхаю. Так мы ни до чего не договоримся, а еда – это тот ресурс, который у нас очень ограничен.

– Ладно, давай так… – вздыхаю, глядя в его самодовольное лицо. – Еда на мне. Я придумаю, что приготовить из всего этого. Так нам должно хватить на более долгое время.

–

А ты нормально готовишь? – щурится сводный. – А то мало ли, траванешь меня.

– А ты? – откашливаюсь, потому что в горле першит.

– Я вообще не готовлю, – пожимает Мирон плечами.

– Тогда тебе придется довериться мне, – вытаскиваю из пакета продукты и раскладываю на столе. – Макароны по-флотски можно сделать. Суп с килькой в томате.

– Что? – морщится сводный. – Суп с килькой?

– Это вкусно, – усмехаюсь. – Или ты привык в ресторанах питаться? Тогда боюсь тебя огорчить, но ты умрешь первым.

Мирон фыркает.

– Овощное рагу с мясом. Суп с мясом. Гречку… – закашливаюсь. – Да что ж такое-то?

– Достаточно. Я понял, что ты из всего что-то можешь сделать… Проблема в том, что я это не ем. Рагу, кильку твою. Гречку.

– Тогда для тебя тут ничего нет, иди умирай. – усмехаюсь. – О, сало, на костре можно пожарить с черным хлебом.

– Фу, сало, – кашляет Мир. – Чем так воняет?

Мое горло тоже раздирает кашель.

Оборачиваемся одновременно и я испуганно вскрикиваю. Из печки изо всех щелей валит дым.

6. Забава

Выбегаем на улицу с ведром. Мирон нагребает туда снега на случай, если начнется пожар.

– Блин, дом спалим, – стону в ладони.

– Сплюнь! – рычит он. – Наверное, дрова сырые и газета так дымит.

– Нет, скорее всего, заслонка в трубе закрыта. Дыму некуда деваться.

Мир останавливается и пристально смотрит на меня, растерянно взъерошивает волосы пятерней.

– Блядь.

Возвращаемся в дом. Дым уже расползается по коридору и комнате. Сводный, кашляя и прикрывая нос рукавом, заходит на кухню и дергает на себя железную пластину в трубе печи.

– Откуда ты знаешь про заслонку? Ты же не умеешь топить печку. – косится на меня, подпирая ведром дверь, чтобы проветрить.

– Я много читаю, в отличие от некоторых, – язвлю. – Могли задохнуться от угарного газа. Как мы спать-то будем с таким запахом?

– Выветрим сейчас. – Мирон заходит в единственную комнату в доме и включает свет.

Захожу следом, покашливая.

Комната одна, большая. Старенькие обои в цветочек, три маленьких окна с короткими занавесками. В одном углу круглый стол с двумя креслами, в другом – тумбочка с телевизором. По одной стене большой буфет с посудой и сувенирами, напротив – диван. Один. Другой мебели нет.

Иду к окну, одергиваю штору и распахиваю створки. Они открываются

на улицу. Не привычно. Мир проделывает то же самое с другим окном. В комнату тут же заметает снег, шторы взмывают в воздух.

– Дом так быстро не протопится. – вздыхаю, разглядывая старые тарелки в буфете. – Как здесь спать-то ложиться?

– Напомнить про трение? – усмехается Мирон, подходя сзади. Вижу его отражение в стекле.

Резко оборачиваюсь, вздергивая подбородок.

– Губу закатай и строй себе гнездо. Я на одном диване с тобой спать не буду.

Сводный усмехается и сверлит меня насмешливым взглядом.

– Ну тогда ты и будешь строить гнездо, а я на диване лягу.

– Слышь! – смотрю с возмущением, как он разворачивается и идет к дивану. – Вообще-то, я девочка! И я должна спать на диване. А ты… можешь лечь в углу. Подстелим что-нибудь, чтобы помягче было.

– Я тебе собака, что ли, на коврике спать? – оборачивается Мирон и всем видом показывает свое презрение.

– Собаки умные, команды понимают. – вздыхаю.

Сводный с наглым видом падает всей своей массой на жалобно скрипнувший диван. Разваливается так, что занимает все место.

– Себе постели… на коврике.

Хочется накрыть его подушкой и придушить. И я уже даже делаю шаг навстречу своей мечте, как вдруг краем глаза вижу какое-то движение. Перевожу взгляд и завороженно наблюдаю, как из-под дивана в сторону тумбочки несется здоровая крыса!

– Мамочки! – взвизгиваю от неожиданности и страха. Крыс я боюсь не меньше, чем темноты. – Крыса!

Мирон резко садится, увидев мое ошалелое лицо. В один короткий прыжок я оказываюсь у него на руках и поджимаю ноги.

– Убей ее, пожалуйста! Я тебя умоляю! Боже мой! – визжу, цепляясь Мирону за шею.

– Ты чего? – шепчет Мирон, пока я бьюсь в истерике, крепко держит меня и гладит по волосам. – Она маленькая, сама тебя боится.

– Она с кошку размером! Она сожрет нас ночью! – чувствую, как мое тело трясет от испуга, но мягкие прикосновения его ладоней немного отвлекают.

– Трусиха. Я тебя защищу и от крыс, и от бабаек, если попросишь. – улыбается Мир и я вдруг осознаю, что наши лица слишком близко.

Я даже могу рассмотреть его глаза. Они ярко-голубые, обрамленные пушистыми темными ресницами, а на одном зрачке часть пигмента – светло-зеленого цвета.

– Хочешь? – шепчет он, с легкой хрипотцой в голосе, а я вдруг выныриваю из наваждения.

Чувствую, как наглая рука поглаживает мою ягодицу и плавно перетекает на талию, забираясь под куртку. А чувственные губы приближаются к моим со стремительной скоростью.

– Сдурел?! – отшатываюсь, влепляя ему пощечину и чуть не падаю с коленей Мирона, но он ловко придерживает меня за спину и я неуклюже сползаю на пол.