Мой друг ангел-хранитель
Шрифт:
Тут журналист и вовсе не нашёлся, что ответить. Он лишь почесал затылок, так что его чёрная кепка поползла на его менее широкий, чем у еврея, лоб.
– Это было не интервью, сэр, а пустая болтовня.
– Так вас этому в ваших университетах учат, болтовнёй заниматься? – не выдержал Мальковский и повысил голос. – Вы пришли сюда тратить моё время? Увольте, у меня много работы, – Дональд повернул ключ, и замочная скважина издала еле слышный щелчок.
Такого случая у журналиста ещё не было за всю его карьеру. Таких странных личностей мужчина в кепке ещё не встречал, в
– Приношу свои извинения, что потратили ваше время. Уделите нам ещё несколько минут, пожалуйста, – левый его глаз в этот момент подвергся приступу нервного тика, но Дональд едва мог это заметить, разве что краем правого глаза, который у него, благо, не мигал.
– Хорошо, – ответил еврей, улыбнувшись.
Журналист облегчённо выдохнул и поспешил задать свой долгожданный вопрос.
– Сколько лет назад вы открыли свою типографию, мистер Мальковский?
– Дайте уж вспомнить, – произнёс еврей, почёсывая голову, так что потрёпанная в некоторых местах коричневая фетровая шляпа чуть не покатилась вниз. – О, да, десять лет уж прошло с момента, как на этом самом месте появилась моя дорогуша Марго.
– Марго? – посмотрел на Дональда журналист.
– Конечно, я так назвал свою типографию, – похлопав себя по плоскому животу – ведь на маслинах особо не поправишься – сказал Мальковский.
– А кто такая Марго? – спросил высокий мужчина.
– Вы что, неуч? Чему вас только учат в ваших умных университетах? Это же Маргарет Митчелл! – тут голос Дональда задрожал от восторга. – Я влюбился в неё, когда ещё был юнцом и зачитывался её «Унесёнными ветром». Эх, было время, – выдохнул еврей, смакуя приятные воспоминания.
Тут оператор, ответственно снимавший репортаж на камеру, тихо хихикнул. Журналист сделал вид, что не заметил оплошности подопечного и продолжил интервью, поскорее переведя дух.
– А какая у вас была на то время аппаратура?
– О, самая лучшая аппаратура, – вновь погладил себя по животу еврей и довольно ухмыльнулся, – я этим аппаратом до сих пор горжусь! Купил его в очень хорошем магазине, когда впервые поехал во Францию. О, было время, какие там барышни ходят!
Паренёк с камерой громко ухмыльнулся, так что высокий мужчина в кепке одарил юнца грозным взглядом.
– Хорошо, хорошо, – поспешил сменить тему журналист, – а как вы нашли своих первых клиентов?
– О, мои первые клиенты – это мамуля и папуля. Они мне на обед пирожки вкусные носили, а я им пригласительные на годовщины печатал. А годовщин у них было столько, сколько виноградинок на лозе, так-то, – гордо заявил Мальковский.
– Конечно, конечно. Разве могло быть по-другому – пробормотал себе под нос журналист, – а не из родственников клиенты были?
– Да, само собой разумеется, – довольно улыбнулся еврей и выпрямил плечи, так что, казалось, стал ещё на несколько сантиметров выше, – была Розочка.
– А кто такая Розочка? – медленно проговорил высокий мужчина.
– Эх, – покачал головой Дональд, – я же говорил, Розочка – моя жёнушка, правда, сбежавшая, –
– Мистер Мальковский, –выдохнул журналист, – я же спросил не из родственников.
– А как же, тогда, когда она первый раз пришла в типографию, она родственницей ещё не была, – лукавая улыбка появилась на лице еврея, – на это у меня ушёл целый месяц.
– Понятно всё с вами, – кашлянул журналист и поторопился перебить Дональда, – а много клиентов было в первые годы?
– О, – гордо поднял голову Мальковский, – да хоть ложкой ешь. Можете мясника Томаса спросить, – засмеялся он, – у него спрос на товар тогда резко упал. Людям стала не нужна пища для желудка, а вот пища для ума – пожалуйте. Этим я их хорошо кормил. Томас так взъелся на меня, что как-то пришёл ко мне с топором, но благо дело закончилось лишь смачным спором, а не смачным стейком.
«Как жаль, вот новость была бы», – подумал журналист. А юнец-оператор наконец не выдержал и громко засмеялся вместе с Мальковским.
Мужчина в кепке, явно уставший от всей этой бесконечной процедуры, вытер несколько капель пота со лба и со вздохом на удивление спокойно произнёс:
– Поехали дальше.
– Куда? – спросил Мальковский.
Камера из рук оператора чуть не выпала.
– А что случилось потом? Почему прибыль упала?
– Во всём виноват этот прохвост О’Брайан, – гневно прорычал Мальковский, грозя кулаком неведомо кому. – Его рыбный маркетинг мне все карты попутал. Все мои клиенты к нему сбежались, а этот негодяй мне даже скидку ни разу не сделал. Мне эти маслины после обеда до сих пор поперёк горла стоят, – Мальковский демонстративно схватил себя за шею. – А вы, кстати, уважаемые, уже отобедали? А то у меня ещё несколько маслинок осталось, я с удовольствием с вами поделюсь, – Дональд вновь по-дружески похлопал по плечу журналиста, которого, казалось, уже ничто не может вывести из себя. Весь курс спецподготовки к стрессовым ситуациям был пройден благодаря лишь одному еврею.
– Я бы с превеликим удовольствием поел, мистер Мальковский, но лучше покажите нам свою типографию, – сказал журналист с каменным выражением лица.
– О, извините, сегодня у меня генеральная уборка! – поспешно добавил Мальковский. – Простите, но мне пора! – крикнул он журналистам и, не говоря больше ни слова, вошёл в типографию и быстро захлопнул деревянную дверь прямо перед недоумевающим журналистом и его юным помощником с камерой в руках, который явно позабавился развернувшейся перед ним комедии.
Дональд облокотился на стену, обвёл глазами полупустую комнату, свет в которую проникал через единственное небольшое окно. Размер её был не маленький, но и не слишком большой – метров двадцать. На старом, видавшем виды окне обосновались воинствующие пауки, которые боролись друг с другом за каждый сантиметр пространства. Дональд поначалу тоже боролся с ними, но потом привык к своим гостям, а с одним даже подружился, дав своему паутинистому приятелю имя Гоша. Мальковский уже и сам не помнил, почему так назвал паука, но рассуждать на эту тему было бессмысленно, поэтому Дональд перестал задавать себе этот вопрос.