Мой друг Плешнер
Шрифт:
Он вернулся, как ни в чем не бывало, к великой радости хозяев, сдержанному удивлению собачонки и безразличности Гнуси. Он зажил как и прежде, и все-таки многое переменилось. Он стал вегетарианцем, отдавая предпочтение кашам и овощам. Он забросил охоту и иной свой былой промысел и целыми днями возлежал на матрасе в саду, подставляя улыбающемуся светилу свое отдохнувшее тело. Он стал еще более задумчивым и погруженным в себя, чем был прежде, и редко кому удавалось услышать его тягучий, наполненный неземной густотой, голос. Кот грелся на солнце и размышлял, не впуская никого и ничего из окружающего мира в свой, наполненный внутренний мир. Но однажды он рассказал завороженно внимающему ему котейке историю своего годовалого исчезновения.
Есть в одной из гор Карадырского поселка укромная пещера, в которую ведет совсем крохотный лаз, недоступный человеку. Он настолько мал и неприметен, что его практически
Он был далеко не одинок в этом месте, сотни несчастных существ окружали его и это были не только представители семейства кошачьих, здесь было много разных форм жизни, подчас и вовсе неизвестных старому котяре. Их объединяло одно: обида на мир, изгнавший их. Но были среди них и существа, на лицах которых не было и тени отчаянья, покоем и умиротворением дышали они. Просветленные, а это были они, также находились здесь, в этой вселенской юдоли тоски и печали, вселяя в прочих обитателей подземных глубин искорку надежды. А еще там были фигуры, огромные каменные изваяния, не похожие ни на что, но хранящие в себе все. Казалось, что это живые и наделенные огромной силой существа. Это были боги, очень древние боги, древнее всего, что есть на земле, пережившие все катаклизмы постигшие планету и дошедшие до настоящего времени без изменений, не подвластные разрушительному действию всемогущего времени.
И Плешнер коснулся одного из них, почувствовав в тот же миг, как теплее и радостнее стало на душе, как начало оттаивать покрытое ледяной коркой сердце. Капля за каплей стекали с него, струясь в бурлящую бездну, обиды и горести, он всех простил, он простил саму жизнь, очищаясь от грязи и скверны, прилипшей к нему.
Он пробыл в чистилище год, не нуждаясь в воде, пище и сне. Его душа очистилась от грязи, а вслед за ней и тело, ведь оно подвергается порче и парше лишь тогда, когда тяжело ранена, или смертельно больна душа. Он больше не грустил и не скорбел о прожитом. И настал тот час, когда он понял, что должен уйти, уступив место другим несчастным, число которых на земле множилось день ото дня. Неведомая сила, что привела его сюда, в центр земли, вывела его наружу, вернув в мир полный всяческих соблазнов. Ему был дарован шанс, последний шанс в это лето и только он отныне господин своей судьбы, только он волен распорядиться своей душой. Договор с унылым бесом аннулирован, и только от того, как он проведет отпущенные ему всевышним на испытание дни, зависит место, где будет в дальнейшем обретаться его душа, в райских кущах, или бесовских глубинах.
Скоро он уйдет обратно, дабы завершить свои дни под сенью древних богов. Время, отпущенное ему, истекает. Запомни, молодой кот, только ты сам творец собственной судьбы и от поступков зависит твоя дальнейшая участь.
Плешнер смолк, и более от него Тишка не услышал ни слова.
Стремительно промчалось лучезарное лето, сентябрь дохнул веянием осени, и едва первый золотистый лист коснулся порыжевшей и пожухлой травы, как старый кот исчез. И только Тимофей, разом повзрослевший, превратившийся в стройного молодого кота, знал, где он и какова его дальнейшая судьба.
Черный Морок
В тот далекий и памятный для молодого кота Тимошки день старый кот Плешнер навсегда покинул отчий дом, в котором он прожил долгие годы, где испытал короткие мгновения счастья, а подчас и горечь незаслуженных обид. Жизнь прошла, и Плешнер простился с ней, и простил всех, кто был с ним жесток и несправедлив. Мысленно, он попросил прощения у всех тех, с кем жесток и несправедлив был сам, кого он так незаслуженно обидел за годы своей сумбурной жизни, не зная ее смысла и просто плывя по ее течению. Он простил все и всех он распрощался с этим миром и ушел из него навсегда прочь, с тем, чтобы больше никогда не возвращаться обратно. Он покинул родные места ради
Он покинул знакомый ему до самых мелочей поселок, где он провел детство, отрочество, зрелые годы, где к нему незримо подкралась старость. Время его истекло, настала пора умирать. Но он не страшился смерти, она манила его, влекла к себе, звуча в ушах серебристыми флейтами, и он, повинуясь волшебным звукам, стремился за ней, все дальше и дальше от хлопот и суеты опостылевшего мира.
Поселок уже давно позади, горы и ложбины, рощицы деревьев, усыпанные багряным и золотым ковром опавшей листвы, скрыли от его глаз последние признаки человеческого жилья. Остался только он один и музыка, звучащая в ушах и зовущая за собой. И он спешил за ней, не чувствуя усталости в лапах, не взирая на преграды встававшие на пути, смеясь над расстоянием отделяющим его от заветной цели. Вперед, только вперед и ничто не могло остановить его, заглушить звенящей в мозгу сверкающей мелодии.
Дневные часы пролетели, словно один миг, и незримо опустившаяся на мир тьма укутала все вокруг своим непроницаемым покрывалом из черноты и тишины, в предвкушении нового, еще более прекрасного дня. Серебристые флейты, до этого певшие в мозгу Плешнера и указывающие путь, неожиданно смолкли, словно испарившись вместе с последними лучами золотистого светила.
Кот замедлил свой бег, в нерешительности перешел на шаг, а затем и вовсе остановился. Нет, темнота ему, в отличие от людей, никогда не была помехой. Именно с этим временем суток у него, старого котяры, связано больше всего положительных воспоминаний, именно за эти, лишенные тепла и света часы, он больше всего и просил прощения в дни своей бесконечной медитации. Именно для того, чтобы очиститься от тьмы и максимально приблизиться к свету, он и был отпущен из подземного убежища. И сейчас, освободившись от липких объятий тьмы, он стремился обратно.
Тьма ему не помеха, он видит все также прекрасно, как и часом ранее, как и днем, в самый разгар лучезарного буйства золотого светила. Он не устал, его еще не очень старое и довольно-таки крепкое тело было готово прямо сейчас совершить еще один дальний поход. Но было одно «но"… Окрестные горы и долины похожи друг на друга словно близнецы-братья, и отдать предпочтение кому-либо из них котяра был не в состоянии. Святая обитель надежно хранила свои секреты, и не так-то просто было в нее попасть даже таким как он, очистившимся от скверны и приобщенным к тайному знанию. Серебристые флейты, его бесплотные проводники в мире одинаковых гор и долин, словно притомившись за долгий день, уснули, предоставив его самому себе до начала нового дня.
Ничего другого коту не оставалось, как прилечь на пучок пожухлой, по-осеннему рыжей травы и, подложив под голову лапы, погрузиться в чуткое забытье в ожидании грядущего дня.
Кот устало смежил веки, и тотчас же вязкая паутина сна обволокла его своими нежными объятьями, ласково убаюкивая, нашептывая колыбельную песнь в чутко настороженные уши. Кот уснул, и снился ему новый, прекрасный мир к которому он так стремился, но который от него все еще так далек.
Плешнер безмятежно спал, раскинувшись на пожухлой, порыжевшей траве, словно на пуховой перине, не замечая ничего вокруг. Не видел кот, да и не мог он видеть, как из-за соседней с ним, такой же невзрачной на вид, как и остальные, порыжелой кочки, появилось мертвенно-бледное сияние, повеяло могильным холодом и тоской, которые подавили все вокруг, заставили притихнуть и замереть даже вездесущих ночных существ. Мгновение спустя серебристое сияние сконцентрировалось в нечто расплывчато-черное, не имеющее четких контуров и очертаний. Это загадочное нечто постоянно колыхалось, его рваные края то бугрились холмами, то тотчас же стремительно опадали. Нечто не имело устойчивых форм, но имело название. И звалось оно «Черный Морок», и этого было более чем достаточно для того, чтобы только одним своим названием привести в ужас и трепет любое живое существо, встретившееся на его пути.